– Дак, Эрбин, неужто тебе неясна причина?
– Ты об Арит? Подумаешь, один раз не повезло, случалось такое и со мной, это вовсе не значит, что все женщины лгуньи, способные только на предательство.
– Нет, есть ещё идеальные, прекрасные и чистые, способные любить. Стоит узнать одну, и станешь искать такую, но все оборачиваются миражом и утекают меж пальцев, как фигурки из высохшего песка… Такая и тебя отравила, так? – улыбнулась Рыба.
– Я себя отравленным не считаю.
– Так и Дамэ не считает… – засмеялась она.
И вот сейчас она улыбнулась мне, ободряюще.
– Я тоже долго не могла привыкнуть, приободрись, Эрбин, неужели ты мало видел в своей жизни? И самому ведь убивать доводилось.
– Я не убивал ради забавы. Никогда… – сдавленно поговорил я.
Рыба пожала плечами и сказала:
– Времена меняются, Эрбин, полагаю, мы с тобой доживём до времён, когда люди будут и детей производить забавы ради…
– Надеюсь, до этого не дойдёт.
Рыба наклонилась к моему плечу и произнесла очень тихо, чтобы не слышал никто из тех, кто сидел рядом.
– Дак я думала, Эрбин, что я такого никогда не увижу, чтобы мужчин и женщин бросали диким зверям и взирали с наслаждением, как животные пожрут их. Но… Дамэ отомстит за погибших.
Мне не хотелось смотреть даже на это. Я не считал, что несчастных тигров, красивейших животных, стоит убивать за то, что их заставили сделать в силу голода и их природы. Но да, Дамэ вышел в чернёном панцире, украшенном изображениями змей, сплетающих хвосты и соприкасающихся языками. Он мгновенно убил четырёх тигров, так быстро, что бедняги, вероятно, не успели даже понять, что умирают. Он быстро и ловко перескакивал от одного угла арены к другому, и звери падал один за другим.
После этой победы объявили перерыв, во время которого на арену выбежали танцовщицы и уборщики. Всё это продолжалось довольно долго и жара и усталость от происходящего заставили меня уйти, и отправиться на носилках в дом Дамэ. А там пришлось долго лежать на постели, чтобы перестала ныть спина.
– Господин утомился, вам надо отправиться в термы, – улыбнулся немолодой раб, от глаз побежали добрые морщинки.
Я знал, что это такое, успел побывать и в Константинополе и в других городах империи, но здешние термы были великолепны. О, право, здесь можно было жить остаться. Правда, соскучишься, должно быть, от безделья, впрочем,