– Отец хотел сделать из меня свирепого и беспощадного воина, такого же, как мой старший брат Снорри. А Заннус учил меня совсем другому…
Сагитта подивилась тому, что Корди, оказывается, умеет читать и писать по-саккадски – именно на этом языке были написаны большинство книг Заннуса, который и сам был родом из далекой южной Саккадии.
– Это еще что, – сказал сын вождя, прямо-таки польщенный. – Я даже придумал письмо для своего родного языка. Ты ведь знаешь, что у нас, у ваннахов, отродясь никакой письменности не было. Мы только рисунками привыкли пользоваться. А я мечтал обучить всех соплеменников настоящей грамоте, чтобы у нашего народа появились свои собственные книги, были бы свои ученые и мудрецы… Только оказалось, что это никому не нужно…
– Понимаю, – сочувственно кивнула Сагитта. – Зная нрав твоих сородичей, не удивлюсь, что ты не нашел единомышленников.
– Ну, вообще-то есть еще человек, который интересовался нашими с учителем занятиями. Это Йоесс, одна из хускарлов – личной дружины отца. Ей тоже нравилось слушать рассказы Заннуса о дальних странах. И она единственная, кто более-менее серьезно относился к моей затее создать у ваннахов письменность. Остальные только смеялись…
А отец вообще никогда не одобрял моих увлечений и интересов – он постоянно твердил, что я занимаюсь ерундой. И всё надеялся, что со временем у меня «выветрится дурь из головы» и я стану таким, каким и положено быть «каждому уважающему себя юноше-ваннаху». Но мне куда сильнее хотелось стать таким, как учитель Заннус.
И отца это раздражало всё больше и больше. Чем дальше, тем хуже стал он относиться к моему учителю, но всё-таки терпел его, потому что Заннус был незаменимым врачевателем и приносил нашему народу немало пользы, а моему отцу – немало богатства…
Корди помолчал, потом через силу продолжил:
– И вот несколько дней назад у нас в селении стали готовиться к празднику Осенней Охоты. Слыхала о таком?
Сагитта кивнула.
– Это когда оленей в жертву приносят?
– Ну да. Я никогда не любил этого кровавого обряда, но не присутствовать на нем нельзя. В общем, привязали трех оленей к жертвенным столбам на главной площади, а в полдень началась церемония. Обычно оленей приносит в жертву шаман, а ему помогает кто-нибудь из воинов. Но в этот раз отец решил, что пора мне, как он выразился, «становиться мужчиной». Думаю, он просто браги перепил… Короче говоря, берет он в руки нож, а мне велит держать жертвенную чашу. Перерезает горло первому оленю, а я стою с чашей, и в нее кровь горячая хлещет. Второго оленя убивает мой брат, и я опять держу чашу, а сам всё время в землю гляжу, чтобы страшной картины не видеть. А самого уже мутит.
Но вот подходит очередь третьего оленя. Отец забирает у меня чашу и отдает ее Снорри, а мне вручает жертвенный нож.
Я отступаю в ужасе, головой мотаю. Но отец и слышать ничего не хочет: совсем от запаха крови опьянел. И приказывает, чтоб я немедленно продолжал обряд, а иначе…
У меня в глазах помутилось. Нож на землю швырнул, кричу: не стану этого делать!
Отец