Он решил совсем запутать старика в его исканиях. «Я не имею представления не только об этой истории, но и о том, что ты собираешься рассказать, как погиб Саусоруко», – слукавил про себя Сайме и обратился к нему:
– Собственно говоря, чего мы ждем?
Шнайдер перевел его вопрос сказителю. Тот втянул дым из трубки, начал: «Сам я никогда не видел Саусоруко, но люди сказывали, что был он необычной силы и имел на теле только два уязвимых места, – колени, за которые держал щипцами, закаляя его на огне младенцем, кузнец Тлепш. Однажды злые нарты, решившие погубить богатыря, узнали эту тайну. Во время мужских игр они пустили с высокого холма, у которого стоял Саусоруко, джан-шерх – меч-колесо. «Эй, герой, если ты на самом деле такой, как судит молва, – крикнули недруги, – то ударь джан-шерх ступней». Он ударил и загнал колесо обратно на вершину. «А теперь ударь его грудью!» – не унимались нарты. И опять зловещая игрушка покатилась с холма к богатырю и вновь взлетела обратно. «Коленями ударь», – кричали, беснуясь, недруги. «Потаскушками рожденные, – разгневался Саусоруко, – вы узнали мою тайну! Но я все же выполню вашу просьбу, ибо нет ничего такого, что я не смог бы сделать». Поплатился богатырь за непомерную гордыню, джан-шерх отрезал ему ноги. Враги заживо похоронили Саусоруко у этого озера. Весной, когда расцветает природа, богатырь тоскует, стонет в земле перед зарождением дня».
Родной язык ласкал слух Саймса, трогал сердце потаенным смыслом и сочностью. Он с упоением прослушал Неджета, хотя рассказанное им знал давно.
На востоке показался край солнца.
– Уу-х! Ууу-х! – пронеслось над озером и холмами в предрассветной мгле.
Это был глубокий выдох земных недр, не уступавший по силе львиному рыку в саванне, похожий на громкий человеческий стон.
Все молчали, а Саймсу, как когда-то в детстве, чудился сквозь стенания голос нартского богатыря, стелившийся с лучами солнца по просторам: «Ах, коль мог я по весне вернуться на землю, расправился бы со злом, устроил бы на ней век царствия добра».
– Удивительно! – нарушил молчание Шерванидзе.
После непродолжительной паузы Шнайдер заключил:
– Ничего в этом удивительного нет. Просто озеро заболочено, газы выходят. Одно любопытно, почему только весной и на рассвете. Я совсем не о том, – произнес кавказовед, – а о таланте народа, подметившем явление, вдохнувшем его в эпос. Попробуй теперь не поверь в сказку.
– А по мне, что есть сказки, что нет их – без разницы. Надоела здешняя нищета, – недовольно сказал переводчик. – Летом эмигрирую в Америку. Два брата уже там, пишут: не жизнь, а рай.
– Не верь им, не может быть жизнь раем без родины! –