Началось все с того, что, сцепившись в драке с одним из советских солдат, я краем глаза увидел, как кто-то из моих подчиненных, вопя, как убегающий от паровоза безумец, промчался мимо меня. За ним другой, третий! Не понимая, что происходит, я улучил момент и потянулся к кобуре, чтобы пристрелить вцепившегося в меня «Ивана», но мою руку внезапно обожгла боль, и я попросту не смог ей двигать. Русский как-то вдруг перестал со мной бороться и оттолкнул в сторону.
Радуясь нежданной свободе, я откатился на два шага и вдруг понял, что со мной борется еще и собака. Прикрывшись от нее теперь уже левой рукой, я вскочил и успел выхватить пистолет. Теперь понятно, почему глупый «Иван» решил меня отпустить. Он был серьезно ранен и попросту оставил меня псу! Пришлось разделить обойму моего «Luger» на их двоих. Пока собака кромсала мою левую руку, я уложил «покером» русского, а потом выстрелил остаток патронов в животное.
То, что началось дальше, я буду помнить всю свою жизнь и, поверьте на слово, даже после победы над советскими коммунистами, когда обустроюсь где-нибудь на положенном мне наделе земли, я никогда, слышите, никогда не заведу себе собаку.
Мои руки были залиты кровью, к счастью, во время схватки боль приходит гораздо позже, чем обычно. С трудом перезарядившись, я ринулся вперед и вдруг почувствовал, что мир передо мной перевернулся. Сам того не понимая, я, закрывая шею, подтянул подбородок к плечу. Наверное, вы уже догадались, меня атаковал другой пес! Этот, как я понял, прыгнул откуда-то с брони стоящего рядом танка. Мне снова пришлось отдать на откуп зверя левую руку и, после этого, выстрелить несколько раз ему в брюхо.
Понимая, что стоя на земле, я сильно рискую, уж простите, гауптман, было не до геройства, я не придумал ничего лучше, как, преодолевая догнавшую меня боль, взобраться на стоявший рядом, почерневший от копоти Pz III.
Всюду шла драка, причем русских было совсем немного. Их работу делали собаки, и как делали! Я своим глазами видел, как они подползали под танки, ныряли в воронки, ждали, когда приблизится кто-то из наших и, выждав нужный момент, бросались и рвали наших ребят на лоскутки.
Кто-то, как и я забирался на броню, но его доставали и там. Один несчастный парень зашился под пушечный ствол Pz и отбивался только ногами, пока пес не исхитрился схватить его за промежность. Они свалились на землю, и дальше мне уже не было видно, чем все это закончилось…
Я не знаю, гауптман, интересуют ли вас такие детали? Но, разрешите мне поинтересоваться: здесь ходят слухи, что все, кто получил ранения под Уманью, будут поголовно награждены, а нас, меня, Мюнха и других ребят, выживших в той собачьей битве, собираются, чуть ли не заклеймить позором. В чем наш позор, Винклер? В том, что эти безумные русские головорезы не пожелали вступить с нами в честный бой, а натравили на нас своих собак?
Мне даже трудно представить себе, что должно быть в голове, в душе человека, делающего подобное