Но грузовика на подъездной дорожке не было. Сорока вышла наружу босиком и встала на лужайке перед домом. Дальше по улице грузовика тоже не оказалось, по крайней мере, в пределах видимости.
Она повернулась к дому. Все выглядело как обычно.
Район наполняли привычные звуки: орало чье-то радио, стрекотали сверчки, где-то параллельно их улице промчался автомобиль.
Сорока решила, что слишком остро отреагировала. Она обошла дом сбоку.
Свет в сарае все еще горел, но внутри ничего не происходило. В двух высоких окнах по обе стороны двери ничего не двигалось.
Она посмотрела на бассейн слева, блестящий и спокойный в слабом свете сумерек. Матрас-пицца лежал на узкой платформе.
Она снова повернулась к сараю.
Ничего не изменилось. Все осталось на месте, ни одна вещь не пропала и не сдвинулась.
Кроме света. Свет не горел.
Две – чтоб ты не скучал
На следующий день Бен встретил Сороку за обедом с несколькими книгами об Амелии Эрхарт и спросил, не хочет ли она встретиться в эти выходные, чтобы поработать над проектом в библиотеке или у кого-то из них дома. Сорока ответила «хорошо», но на самом деле имела в виду «кажется, у меня что-то с глазами». Потому что свет в сарае прошлым вечером то горел, то гас, то горел, то гас, и так еще три раза, а когда Сорока выходила на улицу, чтобы это проверить, в сарае становилось так же темно, как в ночном небе над головой.
Днем после школы, в безопасности под ярким-ярким солнцем, она открыла дверь, зашла и отвинтила единственную лампочку, которая висела на цепочке под потолком и включалась с помощью шнурка.
Скорее всего, проводка, была неисправной. С глазами у Сороки наверняка все в порядке.
– У тебя есть какие-нибудь предпочтения? – спросил Бен, и Сорока посмотрела на него таким долгим взглядом, что он наконец добавил: – В смысле куда пойдем – домой или в библиотеку?
– Мне нравится библиотека, – сказала Сорока.
Это правда, ей действительно нравилась библиотека, потому что она любила тихие места, где нельзя поднимать голос выше шепота. Но у такого выбора были и другие причины: ей не нравился ее дом и не нравились дома других людей. Она любила нейтральную землю, нейтральную территорию – честные, равные условия для всех.
Она тщательно старалась не закрывать глаза, чтобы не представлять, как горит единственная лампочка там, где должно было быть темно.
– Договорились. В субботу около часа дня? – спросил Бен.
– В час отлично. До этого времени я просмотрю книги.
Словно желая доказать это себе, Бену или Вселенной, Сорока достала