Когда они по выдвижной лестнице поднялись на корабль, Оуден с удивлением обнаружил, что здесь ему дышать чуть тяжелее, да и двигаться – тоже. Плавать человеком и плавать мером – совсем разные ощущения. То, что он испытывал там, было похоже на полет, для него просто не было границ. А здесь он снова стал одним из многих, прикованных к ограниченному пространству кораблика.
– Ну как, понравилось? – усмехнулся Седар.
– Да.
– Наслаждайся, пока можешь! Новичков недолго балуют. Когда твое тело окончательно изменится, будешь работать наравне со всеми.
– Я знаю.
Таков был договор, и Оуден собирался неукоснительно его исполнять. Он уже убедился в том, что его племянницу спасли. Меры свою часть сделки выполнили. Да и он выполнит, куда ж он денется. Никто и никогда не превращался из мера обратно в человека.
Его жизнь на корабле тоже сделалась другой. Здесь ему больше не приходилось работать, он стал одним из избранных. Оуден мог пойти куда угодно, делать что угодно, и везде его встречали с почетом. Ощущения от этого были двойственные. С одной стороны, приятно, когда для тебя нет запретов и тебе все пытаются угодить. С другой, он видел, что на него теперь смотрят не как на человека. Тот Оуден, которым он был раньше, для них умер. Но, может, это и правильно? Все они выросли с мыслью о том, что меры – особенные. Было бы глупо относиться к ним так же, как к людям!
В ожидании следующей вылазки он большую часть времени проводил в залах отдыха, как и другие меры. Он знал, что некоторые используют недолгие периоды покоя, чтобы повидаться со своей бывшей семьей. Оуден пока не был к этому готов.
Поэтому он укрывался в полутьме душных залов, пропахших выпивкой и дурманным дымом, и просто ждал. Он знал, что рано или поздно Лаирда появится на сцене. Он не ошибся.
В залах отдыха всегда кто-то пел, чаще – женщины, изредка – мужчины. Мерам больше нравилось смотреть на женщин, а все в колонии было подчинено их интересам. Женщины, чаще всего знакомые ему, выходили в пятна света в нарядах, которые шили сами. Эти наряды больше открывали, чем закрывали, однако так и было задумано. После перевоплощения меры теряли возможность иметь детей, но не интерес к женщинам. Поэтому они слушали из зала и тихое мурлыканье, и переливы сильных голосов, и выбирали, выбирали… Некоторые певицы даже не пытались изобразить скромность, они сходили со сцены прямо в ожидающие их объятия и удалялись вместе с мером в закрытые спальни.
Но Оуден знал, что Лаирда не такая, он ведь и раньше наблюдал за ней. Она поднималась на сцену, как царица. Ее наряд не был скромным, но она никогда не обнажала слишком много. И меров она могла вознаградить разве что благосклонным взглядом, никому не дозволялось дотрагиваться до нее без ее согласия, а она своего согласия никогда не давала.
Оудену было интересно, узнает ли она его. Заметит ли вообще?