Родина простит. Невыдуманные рассказы. Александр Куприн

Лексикона фарцовщика на первых порах вполне хватило, но он стал посещать курсы и расширял словарный запас самостоятельно. Финский шел не очень, но, например, по-сербски он изъяснялся почти свободно. Иностранцев он нимало не смущался – одним словом, вписался как родной. Ну и фарцевал попутно – как без этого? Он не боялся больше этого табу и ужаса-ужаса всех спекулянтов – валюты. Ясно было, что Контора отмажет – слишком уж он ценный информатор, агент Ныров. Очень приличный доход несли проститутки – Сенька их отбирал самостоятельно, сам единолично решал – кого впустить в Центр, кого нет. Со временем у него образовалась своя бригада путан, и тут открылась еще одна ниша – наводки. Путаны обладали уникальной информацией о квартирах своих богатых московских клиентов – Семен начал торговать этими данными. Так он завязался с бригадой очень осторожных и продуманных квартирных воров из Ярославля и несколько лет был у них наводчиком. Свою долю брал всегда только деньгами – никаких шмоток с краж, никакой электроники, никакого золота. Конечно же, этой стороной своей жизни он с чекистами не делился. При этом был очень внимателен и никогда ни в чем не отказывал своим кураторам, четко выполняя поставленные задачи. Задачи эти были разные и большей частью ему непонятные – познакомить какого-то специального человека с иностранцем, подвести определенную путану к названному объекту, купить валюту у заграничного гостя, рассчитавшись особыми рублями, полученными от куратора, и прочее подобное.

      Так легко, приятно и без заморочек катилась Сенькина жизнь, а вместе с ней к концу социализма катилась огромная страна. В новой, наступающей жизни старший администратор ЦМТ Семен Квитко ничего не понимал – происходящие перемены вселяли в него ужас. Сначала он утратил свой недостижимый, свой надежный щит – статус парторга Совинцентра. Не потому, что перестал быть коммунистом – просто схлопнулась сама партия. Сенька разом стал уязвим. Куда-то пропали кураторы из КГБ, а вместе с ними уверенность в гарантированной отмазке. Зато с утра до вечера в «Венском кафе», разогнав путан и забугорных гостей, блатные всех мастей вели свои тёрки. Вскоре Центр начали делить кавказские группировки. Перепуганный администратор помчался к матери, но Гурген давно от нее съехал, хотя продолжал навещать и помогал деньгами. Мать позвонила, попросила зайти.

      – Гургенчик! Что ж вы мутите-то, Гургенчик?? Угробить Центр хотите? Зачем??? Что же это, а? А мне куда податься?

      – Не блажи, инкассатор. Кавказ большой и разный, а мы не при делах – там чечены с абхазами рубятся.

      – Так как же… К кому подойти, Гурген?

      – Я не в теме.

      И настали, как выразился бы классик, окаянные дни. Комсорг, парторг, сутенер и наводчик жил как в тумане. Этот быстрый и жестокий мир его не принимал. Найти в нем место Квитко не мог. Он стал жить с одной из своих подопечных Яной. Не по любви, конечно – просто одному стало страшно. От нее-то он и узнал о надвигающейся катастрофе.

      – Снежанку на гавно вывезли, – бросила она вечером как бы невзначай.

      – Как??? –