– А правда, что у вас за разводом обязательно следует исключение из партии?
– Хуже! Еще и работы лишат. Развод для нашего брата – это крах всего.
И вновь я его вожу вокруг да около этой темы, внимательно срисовывая движение век, рефлексию мышц лица – ну все как при серьезной игре на катране. Все, кажется, затыкается вокруг жены, но неясно, в каком плане. Либо это просто переполняющее чувство вины, либо таки спрятал у нее нетрудовой клад и боится, подлец. Опять же – чего именно боится? Боится, что супруга треснет и выдаст припрятанное? Маловероятно. Он уже прекрасно понял, как работает эта система – тут мертвые заговорят. Давно бы уже все изъяли да к делу приобщили. Остается предположить, что боится он того, что жена кубышку просто не найдет. Но вот в какой плоскости лежит его страх? Опасается ли он, что бабло банально сгниет в земле либо того, что оно сгниет в земле до его выхода на свободу? Надо пробить – как он видит свою ситуацию и свои шансы на выход. И я начинаю разговор с фразами, построенными в будущем времени: «когда все это закончится», «когда выпустят» и тому подобными.
– А я и не выйду отсюда никогда, – с грустной уверенностью отвечает на мой незаданный вопрос Федор Николаевич, – дело в том, что у меня уже был инфаркт, есть астма с диабетом – и вот, стараниями этих товарищей, – кивает он в сторону шестерок, – теперь еще кровь в моче и в горле. Да и нечего мне делать на воле-то. Стыдно очень. Перед людьми.
На слове «людьми» я поставил ему мат и полез на полку – надоело играть, надоел разговор этот, мне ненужный. Лег, закрыл глаза, но разогнать мысли не получается. Что значит «стыдно»? Отовариваться в спецраспределителе не стыдно было? Гнать с трибун бессмысленную парашу год за годом? Днем нудить о Моральном кодексе строителя коммунизма, а вечером, рассказав по телефону жене о затянувшемся собрании, вдохновенно переть знойную армянку под хороший коньяк с икоркой. Баблом он наверняка делился, так перед какими людьми ему стыдно – перед теми, кто давал снизу, или перед верхними, кому сам передавал? Или перед всей цепочкой? Удивительная помойка. С этими мыслями я погружаюсь в спасительную расслабляющую полудрему.
И они еще называют меня картежник-мошенник. Да я агнец. Я ангел во плоти!
Пружина и Духовка
И как у любого уважающего себя ангела, есть в моей биографии черные пятна, как без них. Вот был у меня, например, грех торговли людским товаром – живыми то есть людьми. Мысли мои, как стая голубей, вспорхнули и помчались. Но недалеко – в прошлое лето.
Кличка «Папа» ему не слишком