– Я пугался ночью, – сказал Макс, глядя на идущую вдоль реки тропку, – не хотел туда ходить…
– Куда? – спросил я. Дорожка петляла в зелени и почти сразу исчезала в тени деревьев и кустарников. – Туда, где темно?
– Да.
– Ты был в крепости ночью? Во сне?
– Да.
И не понять: Макс просто соглашается (использует чужие подсказки, чтобы не отвечать) или вправду побывал здесь в сновидении?
– Что тебя испугало?
– Там монстр. Не хочу туда идти.
Мне стало немного не по себе. В отличие от взрослых, дети не говорят о монстрах только потому, что им нравится это слово. Как бы наивно и нелепо ни звучали страхи ребёнка, не стоит всецело валить их на впечатлительность и фантазию.
Я взял Макса за руку. Тёплая маленькая ладонь, мой маленький человечек. Мой сын.
– И не надо. Но давай проучим монстра. Кинем ему в логово гранату?
– Ага! Давай!
Я достал из кармана невидимую гранату, сорвал чеку и протянул сыну.
– Кидай.
Макс отпустил руль самоката, взял гранату и швырнул.
– Ба-а-абах! – Я победно вскинул руки. – Ура! Монстр повержен!
– Да, – кивнул сын, снова делаясь серьёзным. – Придут другие монстры, хорошие, и будут есть плохого по кусочкам вилками. И в воду кусочки кинут.
Я улыбнулся. Если бы всё было так просто.
– Там страшный дом, – сказал Макс, по-прежнему глядя на идущую от моста тропку.
– Страшный дом? – удивился я.
– Да.
– Ты его тоже видел во сне?
– Нет.
– А с кем?
– С мамой.
– И где этот страшный дом?
– Там…
– Ну так пошли, поищем. С монстром мы разобрались, давай и Страшный дом гранатами обкидаем.
– Давай, – кивнул Макс, обстоятельно и задумчиво, как взрослый, настраивающийся на ответственное задание.
Страшный дом. Ещё один отменный образ. В течение года, до того как всё изменилось, я собирался сочинить рассказ с названием «Страшный дом», а потом… я забросил писательство, вплоть до вчерашнего дня, когда взял эту тетрадь, чтобы поведать межстраничной пустоте историю своей жизни.
Мы двинули на восток. Справа высилась роща, слева, за высокой крапивой и лесной малиной, скатывался вниз берег Мухавца. В болотных лужицах пересохшей реки лежали сломанные сухие стволы. Отсюда был виден штык-обелиск и монумент цитадели. В лезвиях солнечного света, под углом вбитых в тропу, резвилась мошкара.
Мимо медленно, с ворчанием проползла серая легковушка, пришлось уступить дорогу. Я ступал за Максом, неся самокаты в руках – так было проще, по бугристой земле и траве двухколёсные катили тяжело. В зарослях показались чахлые огородики, мы прошли мимо старого канализационного колодца и не менее старого дерева, искалеченного, возможно, ещё во время войны.
Поворот вывел на двухэтажное здание: бывший госпитальный