– Да, – кивнула Аяя. – Позабыл уж, поди, давно не появлялся. Эрик говорит, это потому что он знает теперь, что жениться ему на мне нельзя.
– Я не могу жениться, а он мог бы, не жалеешь, что меня выбрала, а не его?
– Ничего я не выбирала, Арюшка, – сказала она так, что мои ревнивые червячки тут же все сдохли и испарились. – Просто… люблю тебя, да и всё. Как будто… как будто вот только, так и могло быть. Не пойму про то ничего, когда и как ты мне в сердце проник, почему, но… Странно, нет?
Она повернулась ко мне, переставая смотреть на воду.
– Может и странно… – сказал я. – Я и сам так люблю тебя так сильно и так долго, что… не знаю, будто меня нет за пределами этой любви.
Аяя улыбнулась и протянула мне руку, а потом и вся прижалась ко мне, обнимая:
– Хорошо, а? как хорошо это, правда?
Мимо прогромыхала повозка, и нам пришлось посторониться, прижавшись к ограде моста, пропуская её. Дома Аяя всё же сразу ушла в спальню и легла на кровать. И совсем скоро позвала меня.
– Арюшка…
– Что ты? Тебе плохо? – обеспокоился я.
– Нет, – сказала она, улыбаясь, и протянула руку мне. – Иди сюда?..
Я улыбнулся, прежняя Аяя никогда не звала меня так, хотя я знаю, что любила, но, может быть не так, как теперь?.. Теперь Аяя не стыдилась сама притягивать меня к себе, желая, когда хотела поцеловать, и ни разу ещё я не увидел и не почувствовал, что она не хочет меня или ей досаждает моё вожделение, ни разу. Сколько месяцев прошло с того дня, как мы соединились снова?.. почти пять? Четыре с половиной?..
И губы её слаще с каждым днём, и руки горячее… День меж тем догорел, уступая место душной ночи, но мы не замечали этого, как не замечали наступления утра, ничего, кроме друг друга. Звёзды заглядывали в окна, влетали ночные ветерки, мотыльки, повертеться у светильников, и стрекот цикад, равномерный и неумолчный.
– Дай руку, Арюшка, – сказала Аяя, и взяла меня за руку.
Я протянул её сам к её груди, но она стянула мою ладонь со своего немного потемневшего соска.
– Погоди… погоди, сейчас… покажу кое-что…
Она повернулась на спину и положила мою руку себе под пупок над лоном, на уже хорошо заметную выпуклость.
– Подержи руку… он… он шевелится, ты… ты почувствуешь, – шепотом произнесла она, словно опасалась вспугнуть его, маленького и пока невидимого. – Вот!.. Вот! Чувствуешь?!
Я не мог сказать, что не чувствую, потому что я не был уверен, что ничего такого не почувствовал, но и сказать точно, что это был некий толчок, я тоже не могу. Однако, видя её сияющее лицо, я не мог сказать, что не почувствовал.
– Здорово, правда, Огнюшка? Значит и правда там ребёночек у меня…
Я засмеялся:
– Ты до сих пор сомневалась? – сказал я, обнимая её, совершенно обнажённую, с завившимися от пота волосами.
– Да… нет, но… это так… удивительно, ведь, правда? Так удивительно… Эрик сказал, мальчик.
Я приподнялся, глядя на неё.
– Эрик?