– Доктор, простите, что беспокою, но надо подойти, очень-очень надо, – сказала она торопливо в телефон. – У меня тут бабушка упала. На полу в палате сидит, я сама не подниму её на кровать. Поможете?
– А охрана что, никак? – буркнул Максим, понимая, что пойдёт сейчас в любом случае, чтобы посмотреть на бабушку.
– Они сказали: «Это не наше дело», – ответила Замира. – Вы придёте?
– Да куда я денусь. Сейчас, три минуты. Она головой не ударилась?
– Нет, в порядке с ней всё. Только поднять не могу.
Хирург встал, потянулся, посмотрел на часы. Четыре часа двенадцать минут. Быстро сполоснув лицо холодной водой, он вышел в коридор, стараясь закрыть дверь максимально тихо.
– Надо будет по пути в реанимацию заглянуть, а то я один не подниму, – сказал Добровольский себе под нос. Бабка заранее казалась ему огромной, стокилограммовой.
Разбудить реаниматолога в четыре утра, возможно, было не лучшей идеей – если бы его уже не разбудили чуть раньше. Дверь в ординаторской была распахнута, внутри горел свет. В реанимационном зале звонко упало на пол что-то металлическое, женский голос уверенно и отчётливо заматерился, после чего в коридоре показался Константин Небельский, заведующий отделением, который брал, в общем-то, не так уж и много дежурств по принципу «Не царское это дело». Именно Константина выпало позвать Максиму с собой в гнойную хирургию.
– Только не говори мне, что кто-то поступает, – с ходу заявил Небельский. – Совсем не до этого. Терапевт приволок инфаркт, только закончил с ним работать.
– «Я к вам, профессор, и вот по какому поводу», – покачал головой Добровольский, цитируя «Собачье сердце». – Внизу бабка с кровати упала – помоги поднять. Чувствую, что я с Замирой в четыре руки такой подвиг не потяну.
– Лишь бы не наркоз, – сказал Небельский. – Там перчатки дадут?
Максим кивнул. Они спустились вниз, в гнойную хирургию.
Диспозиция оказалась следующая: в первой палате на четыре койки точно в центре на полу сидела довольно грузная бабуля лет восьмидесяти в одной ночнушке, с растрёпанными волосами. Спиной она опиралась на кровать. Рядом стояла наполовину початая бутылка минералки. Правая нога у бабули отсутствовала.
Все кровати были заняты соседками примерно одного с бабушкой возраста. Соседки мрачно смотрели из-под одеял на происходящее, выражая недовольство включённым светом и нерасторопностью персонала. Добровольский помнил, что сюда чаще всего складывали пациентов с гангренами любого происхождения, будь то диабет или атеросклероз. Могла измениться лишь гендерная ориентация палаты. Либо деды, либо бабушки.
– Ноги нет – уже легче, – тихо сказал Небельский.
– Соглашусь, – кивнул Максим. – Где Замира? – спросил он чуть громче.
– Здесь, доктор, здесь, – из процедурной прибежала медсестра. – Ой, здравствуйте, –