Много передумал Тургенев в куртавнельском одиночестве, подводя итоги пережитых дней. Вызывало грусть его шаткое положение; в регулярной помощи матери ему теперь было отказано, жить литературой невозможно: шли более или менее свободно только «Записки охотника», драмы натыкались одна за другой на цензурный запрет. Двусмысленным было существование Тургенева в чужом семействе. В письмах к Полине кроме обычных восхищений «любимейшим и благороднейшим существом во всем мире», попадались и тревожные вопросы по-немецки: «Что случилось с Виардо? Может быть, ему неприятно, что я здесь живу?»
А между тем Варвара Петровна летом 1849 года все-таки прислала блудному сыну 600 рублей на дорогу, но этих денег Ивану едва хватило на оплату долгов. Не зная об этих долгах Ивана, Варвара Петровна его ждала, делала в Спасском все необходимые приготовления к приезду сына, и даже пыталась обласкать тех дворовых, к кому он благоволил.
Осенью 1849 года Тургенев вернулся в Париж. Здесь у него установились добрые отношения с французскими литераторами, он подружился с Жорж Санд, познакомился с Мериме, начал выступать в качестве посредника-миссионера, пропагандиста русской литературы в Западной Европе. Благодаря Тургеневу, Мериме прочел Пушкина и Гоголя, с помощью Тургенева переводы русских классиков вышли в Париже на французском языке. 5 октября 1849 года умер Шопен. Отпевание и похороны великого польского композитора состоялись 18 октября. Согласно завещанию, на его заупокойной мессе был исполнен реквием Моцарта в инструментовке Ребера. Сольные партии в парижской церкви святой Мадлены исполняли Виардо, Кастеллан и Лаблаш. В короткой записочке Эмме Гервег Тургенев написал: «Вот Вам билет на отпевание Шопена. Как Вы поживаете? Я по-прежнему очень плохо».
Материальное положение Тургенева было тяжелым. В это время он существовал на литературные заработки в «Современнике», да на редкие авансы у Краевского («Отечественные записки»). Денег заработанных литературным трудом катастрофически не хватало. В ноябре 1849 года он посылает отчаянное письмо Краевскому: «Темные слухи дошли до меня, любезнейший Краевский, что Вы напечатали в «О<течественных> з<аписках>» моего «Холостяка». – Желаю, чтобы он понравился русской публике. Но дело не в том – а вот в чем: я получил от моего брата письмо, в котором, после красноречивого описания расстройства наших дел, благодаря болезни моей маменьки и прочим обстоятельствам – он сообщает мне печальное известие, а именно: я не только не получу от нее должные мне за нынешний год 6000 р., но и вообще не должен надеяться на подмогу из родительского дома. Это известие меня крайне сконфузило – и потому прибегаю к Вам с следующей убедительной просьбой: сколько я Вам должен за вычетом «Холостяка»?