Часы на стене пробили полдень. Эсси оторвалась от уборки и опустилась на колени:
– Господи, помилуй наших мальчиков, куда бы их ни занесла война, и дай силы их близким пережить расставания и потери, – молилась она.
Потом на четвереньках продолжила натирать пол. Внезапно над ней нависла какая-то тень, и прямо перед носом остановилась пара огромных башмаков. От их блеска сердце ее тревожно сжалось. Эсси подняла голову.
– Ну вот, мам. Я записался. Иду на войну! – объявил сын, широко улыбаясь, как будто этому можно радоваться.
– Ньютон… Ох… Но зачем?! Отец-то что скажет?! Ты же нужен ему здесь, в кузнице!
– Да не нужен я здесь. И Фрэнк останется, поможет ему раздувать мехи. Когда я сказал им там, каким ремеслом владею, они чуть с руками меня тут же не оторвали… Спросили, умею ли я ездить верхом. Ну так я и вскочил на какую-то лошадь, что стояла поблизости. Показать им, что я не шучу. Буду в артиллерии или в инженерном батальоне. А если повезет, то в кавалерии, при лошадях… На передовую меня не отправят. Просто буду заниматься тем, что умею. Не плачь, мам… Я вернусь.
Но Эсси не могла сдержать слез.
– О нет, зачем же ты это сделал… Но я горжусь тобой, горжусь, мой мальчик! И они все равно не отправят тебя за границу, пока тебе нет девятнадцати.
– Я сказал, мне восемнадцать с половиной, – сознался Ньют.
– Ну так пойди и поправься, скажи правду. Или я пойду. Тебе восемнадцать еще только в следующем марте. Не надо, не торопись расставаться с жизнью.
– Это моя жизнь. Соседи смотрят искоса. Встретят на улице, а на лице у них так и написано, отчего же это я еще не в форме. Тошно. Все ребята записываются. Наш полковник объезжает улицы, проверяет, кто пошел в добровольцы. Так что, думаю, и кто-то из нас должен пойти.
– Но только не для того, чтобы угодить господину полковнику. Твой отец уж не постеснялся, как на духу все ему выложил, когда тот засунул было голову в нашу кузницу. Так и сказал, что кто-то должен остаться, чтобы колесики-то крутились. Технику чинить надо? Надо. За лошадьми фермерскими присматривать надо? Надо. И это тоже работа для фронта. Полковник выскочил совершенно багровый и долго еще распалялся, но последнее-то слово за твоим отцом осталось, да.
– Я иду не затем, чтобы кому-то угодить. Или чтобы пофорсить перед девчонками – знаю, не говори. Я просто должен. Я так чувствую… Себе самому доказать, что деревенские парни покрепче других будут. Мы надежные. Если надо, можем и встать за правое дело. Не сердись на меня. Я буду тебе писать.
– Да уж, постарайтесь, молодой человек. Когда ты скажешь отцу?
Лицо Ньюта мгновенно приняло глуповатое