Он ездил в больницу вместе с Си-Си и задолго до прибытия туда знал, что она умерла. Он был на поле вместе с другими кёрлингистами, лицезрел великолепный последний удар Матушки. А когда посмотрел на трибуну, то увидел, что народ, который должен бы был смотреть на игроков, поднялся со своих мест и смотрит совсем в другую сторону. Питер бросил свою метелку и побежал в ту сторону.
И там лежала она, Си-Си де Пуатье, лежала без чувств на снегу. Все ее мышцы были напряжены, словно она противилась чему-то.
Они попытались вернуть ее в чувство, вызвали «скорую», но в конце концов решили, что быстрее будет доставить ее в больницу самим. И потому ее погрузили в открытый кузов пикапа Билли Уильямса и понеслись с зубодробительной скоростью по ухабам усыпанной снегом дороги в Кауансвилл. Он, Оливье и Рут в открытом кузове, а Билли крутил баранку, несясь с сумасшедшей скоростью. Рядом с Билли в салоне сидели упитанный муж Си-Си и их дочь. Они сидели, уставившись перед собой, безмолвные и неподвижные, словно снеговики. Питер понимал, что это неблагородно, но ничего не мог с собой поделать: этот человек и пальцем не пошевелил, чтобы спасти свою жену, ею занимались чужие люди.
Оливье ритмически склонялся над Си-Си, делая ей массаж сердца. Рут щупала ей пульс. Питеру повезло меньше других. Он пытался вдохнуть воздух в ее мертвые легкие. Да, мертвые. Они все это знали, но все же продолжали пытаться привести ее в чувство, а Билли тем временем не пропускал ни одного ухаба и ямы между Уильямсбургом и Кауансвиллом. Питер стоял на коленях на металлическом полу кузова, подпрыгивая на каждом ухабе и ударяясь коленями, отчего они все больше и больше покрывались синяками. Но он продолжал делать то, что делал. Не ради Си-Си, а потому, что Оливье рядом с ним страдал не меньше его. Да и Рут твердо и нежно держала голову Си-Си, тоже стоя на коленях, и ее больные ноги так же ударялись о металлический пол. Но она ни разу не пожаловалась. Питер продолжал делать искусственное дыхание, прижимая свои теплые губы к губам Си-Си, которые становились все холоднее и жестче, и ему вспомнилось детство – тот случай, когда он трогал губами лыжную палку. Чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Палка была такой холодной и обжигающей, а губы от нее потом было не отодрать. Наконец ему все же это удалось, но тонкий слой кожи остался на металле. Губы у него кровоточили, и он быстро огляделся, не видел ли кто его глупости.
Искусственное дыхание, которое он делал Си-Си, вызывало стойкую ассоциацию с тем случаем. У него даже возникло предчувствие, что в какой-то момент его влажные губы прилипнут к ее и ему придется отрывать их с кровью, оставляя часть своей кожи на ее губах – кровавый поцелуй жизни.
Ничего отвратительнее ему не приходилось делать, тем более что он и при ее жизни находил эту женщину отвратительной. Смерть ее ничуть не улучшила.
– Это было убийство. Мадам де Пуатье умышленно убили электрическим током, – подтвердил Гамаш.
– Ты знал, что врачи подозревают убийство, – сказала Клара мужу.
– Я слышал, как доктор Ламбер говорил с полицейским. Постойте-ка. Кажется, это были вы, – обратился Питер к Лемье.
– Oui,