Планы ограничить шляхту до круга землевладельцев были сорваны Россией на Чрезвычайном сейме в 1767 г., когда Петербург счел необходимым свести на нет какие-либо попытки реформ (прежде всего в его задачу входило связать руки королю, использовав религиозный предлог) и в очередной раз выступил в защиту кардинальных прав. Однако данная тенденция к ограничению прав сохранилась и зачастую выражалась в силовых конфликтах, которые, как нам предстоит увидеть, повторялись в XIX в. Например, в уже упоминаемом Овруцком повете, где была значительная группа околичной шляхты, ревностно отстаивавшей свой статус, староста Згурский не нашел иного способа заставить этих людей исполнять новые повинности, как организовать карательные экспедиции. Встретив сопротивление, он приказал жечь дома и бросать в огонь чиншевиков, чтобы узнать, истинные ли они шляхтичи76. Занявшая после первого раздела Речи Посполитой восточную часть Белоруссии, Россия также не стремилась сохранить шляхетский статус этой прослойки. Указом от 13 сентября 1772 г., как пишет И. Рыхликова, предписывалось представить доказательства шляхетского происхождения в губернские центры. Однако попытка упорядочить шляхетское сословие согласно российским законам не имела успеха из-за отсутствия органов, которые подобные доказательства могли предоставить. В шляхетских же судах подобные «доказательства» раздавались направо и налево либо под влиянием минутного настроения лиц, вызвавших подозрение, записывали крестьянами. Подобные решения можно было обжаловать. Бывали случаи заклятой вражды, когда, например, чиншевую шляхту сажали в яму, нещадно избивали за участие в сеймиках77.
Отношения между сторонниками шляхетского равенства и поборниками идеи превращения шляхетского сословия в элитарную группу землевладельцев обострились перед разделами, а после падения польско-литовского государства спор так и не был разрешен. Достаточно точно можно определить позиции по этому вопросу, благодаря его широкому обсуждению во время Великого сейма 1788 – 1792 гг.
Ежи Едлицкому удалось обнаружить жалобу на имя короля (в это время он находился под присмотром контролируемого Петербургом Постоянного совета), которая была подана 24 семьями овруцких чиншевиков в 1775 г.: «У многих из нас отобрали имущество, нажитое потом и кровью за всю жизнь; часть изгнали из стародавних земель