В 1764 г. во время избрания, не обошедшегося без демонстрации русских штыков, Станислава Августа на престол в Варшаве собралось лишь 5584 шляхтича. Депутаты из коронных земель представляли 36 сеймиков, а из ВКЛ – 24 сеймика, т.е. от каждого сеймика в среднем было выслано 93 депутата. Совершенно ясно, что «широкие шляхетские массы» не были представлены соответствующим образом. Вплоть до падения Речи Посполитой идея равного представительства использовалась лишь как риторический прием. Последний король, который принимал участие во времена своего предшественника в сеймиковых ритуалах и был избран депутатом, писал в изданных на французском языке мемуарах о том отвращении, которое он испытывал к той шляхте, состояние которой позволяло ей принимать участие в выборах. Истинным испытанием для этого изысканного щеголя в парике и шелковых чулках было раз в два года отправляться ублажать своих неотесанных, а иногда и неграмотных братьев, «делать вид, что ты без ума от их простецких шуток, а что еще хуже – постоянно обниматься с этими грязными и запаршивевшими особами»70. Если припомнить, что судейские должности, которые в теории были выборными, а на практике превращались в пожизненные синекуры для избранных семей, гарантировавшие им полное самоуправство при решении конфликтов с крепостными и клановую солидарность при решении споров между землевладельцами, то можно себе представить, в какой степени шляхетская демократия была фикцией.
Выше нами уже упоминалось, что за стремлением лишить неимущую шляхту права голоса, которым она фактически никогда не пользовалась, скрывались и другие мотивы. Одним из них было желание усилить экономическую эксплуатацию чиншевой шляхты, которая была в каждом имении, а не только