– Вот, ваши благородия, доставил! – гаркнул отставник, втолкнув своего подопечного в кабинет Батовского.
Тот запнулся и едва не упал, но, вовремя схваченный могучей рукой дворника, устоял и с досадой увидел перед собой того самого полицейского, которому кричал, что тот уже умер.
– Благодарю, Лука, – поблагодарил Модест Давыдович своего подчиненного, – можешь отпустить пациента, он нам ничего худого не сделает. Не правда ли? Впрочем, покуда далеко не уходи.
– Конечно, господин дохтур, нешто я службу не знаю!
Взгляды членов комиссии скрестились на доставленном, как острия шпаг. Одни смотрели с любопытством, другие равнодушно, третьи подозрительно. Не было лишь сочувствующих. Тот тоже не без интереса оглядел присутствующих, потом повел взглядом вокруг и, сообразив, что стула для него не приготовили, еле заметно пожал плечами.
– Вы можете назвать свое имя? – начал опрашивать его Батовский.
– Дмитрий, – помедлив секунду, отвечал он.
– Вот как? – удивился врач. – Прежде вы его не говорили.
– Только сегодня вспомнил.
– Что же – недурно! А фамилия?
– Не помню.
– Да что на него смотреть! – раздался голос Михалкова. – Ведь ясно же, как божий день, что это рэволюционэр!
Последнее слово достопочтенный судья проговорил, как выплюнул, и тут же оглянулся на остальных членов комиссии, желая узнать их реакцию.
Ухтомский остался невозмутим, прокурор явно напрягся, а врачи нахмурились. Фогель же почтительно наклонил голову, выставив на всеобщее обозрение идеальный рыжий пробор, и твердо заявил:
– Полицейский департамент не имеет сведений о пропагандистах или иных государственных преступниках с такими приметами.
– И что с того? – бросился в атаку Воеводский. – То, что на этого субъекта нет до сих пор порочащих сведений, совершенно не означает, что он не является представителем, так сказать, организаций, некоторым образом имеющих отношение…
Присутствующие члены комиссии хорошо знали манеру прокурора произносить речи и потому были готовы