– Нет, благодарю вас. Ничего заслуживающего внимания, так – мелкие неприятности.
– А о какой еще версии говорил господин Фогель? – осведомился Владимирский.
– Да так, ерунда. Просто из-за созвучия названия деревни Будищево поначалу решили, будто этот самый Дмитрий кричал, что он из будущего!
– Любопытно, и что же вы?
– Как видите, к вящему моему сожалению, ничего подобного не выяснилось.
– Простите, но как вас понимать? – напрягся коллежский советник.
– Ну, посудите сами, Юлий Иванович, кем себя обычно воображают душевнобольные? Наполеонами, Цезарями, на худой конец, испанскими королями. Скучно! А тут, ни много ни мало, посланник грядущего! Впору диссертацию писать.
– Ах, вы в этом смысле, коллега. Да уж, тут с вами нельзя не согласиться, прелюбопытнейший мог быть случай.
– Кстати, а вы обратили внимание на его одежду? – осторожно спросил Гачковский.
– Пустое, – отмахнулся доктор, – одежда, конечно, престранная, однако местные дворяне своих дворовых как только ни одевали. Этот самый старый барин, господин Блудов, капитан-лейтенант в отставке, в прежние времена куда как больше чудил. Однажды дошел до того, что велел пошить для дворни древнеримские хитоны и тоги. Представление захотел устроить для соседей, понимаете ли, из Плутарха! Причем весьма короткие, особенно для девиц. А тут кальсоны с карманами, подумаешь!
– И чем все закончилось?
– Что именно?
– Ну, представление из Плутарха?
– А, так, покуда он эдак со своими дворовыми чудил, все тихо было. Когда же он удумал деревенских баб в такое же переодеть, тут у него усадьба-то ночью и загорелась.
Пока озадаченный врач раздумывал над превратностями судьбы старого помещика, в коридоре послышался шум, и через минуту в кабинет влетела очаровательная дочка земского доктора Софья со своими спутниками.
– Папочка, мы тебе не помешали? – прощебетала она своим мелодичным голосом. – Просто, как оказалось, Николаше и Алексею Петровичу уже пора в полк, а они не хотели уезжать не попрощавшись.
– Не смеем вам мешать, – откланялись Владимирский с Гачковским.
Софи изобразила в ответ книксен, Модест Давыдович кивнул, а господа вольноопределяющиеся откозыряли.
– Как хорошо, что вы зашли, дорогие мои, – растроганно заявил Батовский. – Вы, Николай, мне как сын, и я счастлив и горд, что вы с Алексеем отправляетесь воевать за правое дело! Я как врач, разумеется, не одобряю насилия вообще и войну в частности, но все же не могу не признать, что в данном случае она абсолютно оправданна и, более того, благородна! От всей души желаю вам вернуться домой живыми и здоровыми. Храни вас Бог, дети мои!
Договорив, он обнял и расцеловал сначала Николашу, затем Лиховцева и, прослезившись, полез в карман за платком. Молодые люди также были смущены и растроганы, особенно Алексей. Софья в течение всего дня была неизменно