– Вы… вы… – новый знакомый был так поражен услышанным, что никак не мог найти слов от удивления.
– Вечер перестает быть томным, – хмыкнул Дмитрий. – Федя, пошли отсюда, барчукам есть о чем поговорить и без нас, сиволапых. Приятно оставаться, господа.
– Что это было? – Гаршин нашел наконец в себе силы говорить.
– Не обращай внимания, – махнул рукой Штерн, – наш друг большой мизантроп и циник. Что, впрочем, совершенно не мешает ему быть отличным товарищем.
– Да как вы вообще можете общаться с таким человеком!
– Простите, Всеволод, – счел своим долгом вмешаться Лиховцев, – но вы его совершенно не знаете. Он странный, мрачный и иногда не слишком приятный в общении человек, но вместе с тем определенно не лишенный благородства. При всем при этом сильный и храбрый.
– Храбрый?!
– А как бы вы назвали человека, рискнувшего отправиться в одиночку в зимний лес, чтобы спасти совершенно неизвестного ему ребенка? И при этом без колебаний вступившего в схватку с волками!
– Поразительно! Но как это возможно в одном человеке?
– О, это далеко не самое удивительное. Пообщавшись с ним немного, вы наверняка перемените свое мнение.
Пока полк стоял в Кишиневе, начальство развило бурную деятельность по подготовке к походу. Были наконец-то закуплены жестяные фляги для солдат, сухарные мешки, белые чехлы для кепи с назатыльниками и множество других полезных вещей. Наконец все было готово, и 6 мая авангард 13-го корпуса, состоявший из Болховского и Нежинского полков и девяти артиллерийских батарей, выступил по направлению к границе. Погода к тому времени совершенно переменилась, и на смену все усиливающейся жаре пришли проливные дожди, мигом превратившие грунтовые дороги в одну громадную лужу, полную раскисшей и липкой грязи. В этой грязи стали немедленно вязнуть обозы и артиллерия, так что солдатам пришлось прийти на помощь лошадям.
Не миновала сия чаша и наших друзей. Рота Гаупта была закреплена за одной из батарей, и ее солдаты временно переквалифицировались в бурлаков. Во всяком случае, Будищев, впрягаясь в лямку, чувствовал себя именно так. Хуже всего было то, что палаток им так и не выдали, так что после тяжелого дня обсушиться было совершенно негде.
– Когда же это проклятый дождь кончится? – со стоном прохрипел Шматов, прислонившись к одиноко стоящему дереву. – Сколько можно, льет и льет.
– Погоди, еще не рад будешь, – буркнул в ответ Дмитрий, доставая что-то из-за пазухи.
– Кабы не дождь, – продолжал причитать Федька, – сейчас бы кашевары костры развели да сварили чего-нибудь горячего.
– Ничего, на сухарях посидишь!
– Злой ты, Граф!
– Нет, я самый добрый, – усмехнулся тот в ответ и протянул приятелю кусок сыра.
– Ты где взял? – изумился Шматов.
– Где взял, там уже нет.
– Купил?
– Ага,