Сегодня, войдя в кабинет, Скорцени застал Мостяцкого стоящим у окна. Президент прислушивался к отзвукам отдалённой перестрелки.
– Это в Праге, – охотно пояснил Скорцени. – Группа поляков засела в здании, имеющем удивительно толстые стены. Никак не можем их оттуда выковырять. Не подскажете, что там было раньше?
Мостяцкий по обыкновению не ответил, он вообще редко отвечал Скорцени, впрочем, того это нисколько не смущало. Президент отошёл от окна и тяжело опустился в кресло. Скорцени без церемоний занял соседнее.
– Так подскажете или нет? – спросил он ещё раз, потом махнул рукой: – Впрочем, неважно. Важно, что завтра там не будет ничего: ни здания, ни его защитников. К вечеру подвезут тяжёлую артиллерию, и тогда…
Болезненная гримаса, исказившая лицо Мостяцкого, вызвала у Скорцени улыбку.
– Знаете, – доверительно наклонился он к президенту, – мы бы сровняли этот дом с землёй ещё вчера, если бы применили авиацию. Но наши русские друзья попросили фюрера ограничить бомбардировки польских городов. Судите сами, разве могли мы отказать в столь незначительной просьбе нашим главным торговым партнёрам?
Полученный из Берлина приказ Скорцени не нравился, а уж доставивший его мальчишка-унтерштурмфюрер просто бесил. Лощёный выскочка то и дело демонстративно поглядывал на стоящие в углу кабинета огромные напольные часы в роскошном деревянном футляре. Намекал, гадёныш, на медлительность Скорцени в части срочности исполнения приказа фюрера. Подпись Гитлера под приказом немедленно доставить Мостяцкого в Берлин, правда, не стояла, но и та, которая была, сомнений, что приказ исходил именно от Гитлера, не вызывала. Однако задержку следовало объяснить, и Скорцени заставил себя непринуждённо улыбнуться.
– Эти славяне такие копуши, – доверительно сообщил он унтерштурмфюреру. – вот и мой подопечный никак не может собраться…
– Так поторопите его, – ледяным тоном предложил юный хлыщ.
– Я так и сделаю, – сподобился ещё на одну улыбку Скорцени, отдал короткий приказ стоящему у двери навытяжку шарфюреру, и тот, щёлкнув каблуками, покинул кабинет. – А пока мы ждём, – вновь улыбнулся Скорцени берлинскому гостю, – могу я вам предложить стакан лимонада, или предпочитаете чего-нибудь покрепче?
– Я предпочитаю то же, что и фюрер, – гордо вскинув голову, доложил унтерштурмфюрер, – простую воду!
Выпустив про себя в его адрес очередь нецензурной