На следующий день, увидев в больнице медсестер, которые, словно накрахмаленные айсберги, плавной поступью скользили по коридорам, я засомневалась, что когда-нибудь стану одной из них: такое трудно было представить. У кабинета Матроны на стене висел ее портрет, будто это была сама королева Виктория. Заполучить место сестры милосердия было непросто. Кандидаткам предстояло подать заявления, пройти собеседования; тщательно изучались их биографии. Ибо подопечные Матроны представляли собой новое поколение женщин. Она стремилась поставить сестринское дело на профессиональную основу, поэтому принимала на работу образованных женщин для прохождения интенсивного курса профессиональной подготовки, как в армии. Им предстояло работать рядом с врачами, а значит, они должны были демонстрировать надлежащее поведение, быть дисциплинированными, неукоснительно исполнять указания. Заслужить такую возможность было нелегко; поддержки врачей и администраторов приходилось добиваться годами. Неподходящая кандидатка могла бы опорочить весь этот смелый эксперимент, у которого и без того было много противников, чувствовавших угрозу со стороны армии женщин-профессионалов – бессмысленное сочетание, на их взгляд; все они очень надеялись на провал эксперимента. Невзирая на эти препятствия, я была принята в стажеры.
Лондонская больница предлагала лечение и уход представителям рабочего класса Ист-Энда. Финансировалась она за счет пожертвований, которых никогда не было достаточно. Хирургам больница жалованье не выплачивала: они трудились здесь ради приобретения опыта и репутации, а деньги зарабатывали частной практикой. Поскольку неподалеку находились доки, а вокруг – скотобойни, колокольная мастерская и фабрики, где работники часто получали травмы и переломы, к нам доставляли всех пострадавших от несчастных случаев. Большинство пациентов были физически истощены, потому что их заработка хватало только на джин, которым, заплатив четыре пенса, они могли упиться до потери пульса, но никак не на еду. Уайтчепел – район мюзик-холлов, бродячих чернорабочих, трубочистов и матросов. Голод, опий и алкоголь порождали отчаяние и психоз. Периодически эта взрывоопасная смесь неизбежно вспыхивала, и хирурги получали возможность попрактиковаться. Затем они все и шли работать в Лондонскую больницу, в том числе Томас. Словно стервятники, они терзали покалеченные тела в погоне за славой.
Очень скоро я поняла, что лучше не думать о масштабах людского отчаяния и сущей бессмысленности лечения. Нищих отсылали в работные дома, состоятельных отрывали от родных и отправляли с глаз долой, но они все всё равно являлись сюда и пытались исцелиться. Приходили зараженные сифилисом женщины с отшелушивающимися носами и раздутыми животами, пораженными той же болезнью. В больших количествах приносили уже мертвых младенцев, которых полоумные мамаши отравили опиумом или джином. Эти женщины плакали и молили о помощи, причитали,