Еще больше жалели о том, что дали возможность Константину уехать. Проворонивших его ничуть не утешало то, что они символически казнили на виселице портреты царских вельмож и даже их жен, бежавших из Варшавы.
– Прав оказался пан Юлиуш! Надо было не зевать, а еще до начала выступления подхорунжих схватить царского братца и заключить его в тюрьму! – выкрикнул кто-то. – Пан Юлиуш все ходы наперед просчитывает что в бою, что за карточным столом! Знатный игрок! Не послушались его – вот и упустили Костуся[56]!
Араго нахмурился.
Имя «Юлиуш» всегда ранило его.
«Успокойся. Каньский давно убит. Да мало ли панов Юлиушей на свете?!»
– Окажись тот клятый Костусь у нас в плену, Миколай[57] не осмелился бы расправиться с нами! Он заключил бы мир на наших условиях! – воинственно бубнили за дверью.
– Все для люда и через люд![58] Народ с войском, а войско с народом!
– Если Европа даст нам погибнуть, если мы не уцелеем в неравной борьбе с северным колоссом, – горе народам Старого Света!
Араго вздохнул.
Народы Старого Света ждет большое горе, если они снова ввяжутся в войну с этим самым северным колоссом. Неужели оные народы еще не усвоили урока восемьсот двенадцатого года?!
После серии причитаний, произнесенных срывающимися голосами, кто-то с ненавистью воскликнул:
– Забыли, как у нас говорят? От русского разит водкой, от немца – дерьмом, у француза воняют яйца. Никому из них нельзя верить!
– Ах вы твари неблагодарные! – прошипел Араго.
– А я уверен, что это москали спровоцировали наше восстание с помощью своих тайных агентов! – донесся истерический вопль. – Чтобы унизить Великую Польшу!
«Это что-то новенькое, – изумленно пробормотал Араго. – Сами додумались, панове, или подсказал кто?»
– Ешли кофею с пирогом желаете, ижвольте пройти в гоштиную под лештницей, – раздался за его спиной знакомый голос.
Он резко обернулся. Андзя сменила замызганный передник на девственно-чистый – очевидно, именно поэтому Араго и не почувствовал предупреждающего «аромата», – однако в руках она держала свой прежний шандал с единственной свечой.
– Спасибо, но я откажусь, – буркнул Араго, размышляя, услышала ли служанка, как ядовито он комментировал высказывания, доносившиеся из-за двери. Опять выдал ей свое знание языка, а главное – враждебность к полякам. Ладно еще, что ничего не ляпнул по-русски!
Впрочем, ляпать что-нибудь по-русски Араго уже давно отучился: слишком долго и слишком крепко держал себя в руках.
Андзя, покладисто кивнув, распахнула дверь и зычно провозгласила:
– Пожалуйте на каву ш пирогами, гошпода!
Видимо,