– Не за что тебя прощать. От тебя одно веселье в дороге. Теперь нам скучно будет, – расчувствовался Григорий. – А вот ты меня прости, иногда неправ я был!
– Да прав ты, прав! Сам знаю такой грех за собой! Люблю языком почесать, что правда, то правда!
– Ну и чеши на здоровье, не во вред ведь!
– Коль, а Коль, – неожиданно переменил тему Пётр. – Ты как, предложение – то моё… не обдумал? Я от всей души предлагаю! Не пожалеешь!
– Не решил пока! Надо на родину съездить, узнать, что и как. Может, потом и надумаю.
– Как надумаешь, дай знать! Я тебя встречу с очень даже большой радостью. Прямо на этой вот станции
и встречу! Что тебе одному по чужим тропкам блудить!
– Спасибо, Петя!
– Давай, сынок, готовься! Долго стоять не будем, – вмешался Евсеич, как всегда, бывший в курсе всех дел.
Обнявшись с товарищами, Пётр спрыгнул на землю, и, пока поезд не ушёл за поворот, видно было, как, удаляясь всё дальше и дальше, одиноко стоящий на крохотном перроне солдат машет вслед отъезжающим рукой.
– Хороший человек, дай Бог ему здоровья, – первым нарушил молчание Евсеич.
– Хороший, – в один голос согласились остальные.
– Такие люди на фронте, особенно в окопе, – находка, – добавил, расчувствовавшийся Гриша. – Иногда такая тоска заберёт, что хоть волком вой. А кто – нибудь, вроде Пети, свои байки как начнет травить, сразу и полегчает! У нас в батальоне был такой… Степаном звали… В возрасте мужик, больше тридцати годов. Из – под Одессы он…
– Почему звали?
– Нет его больше… На мине подорвался… На куски разнесло…Жаль Стёпу… Он всё от своих письма ждал. Они
в начале войны эвакуировались. Жена и трое ребятишек. С дороги всего одно письмо и успели прислать. А потом ни гу – гу. Не доехали, значит. Может, под бомбёжку попали, может, ещё что. А он всё весточки ждал, верил: «Не могли, говорит, они все погибнуть! После войны отыщу!» Теперь некому искать, да и есть ли кого?
– Да, понаделала война беды! Сколько вдов и сирот осталось! – вздохнул Евсеич и, ссутулившись, пошёл подкинуть лошадкам сенца…
Через несколько часов пришёл черёд прощаться с Григорием. Тот ожидал свою станцию степенно, без лишней суеты. И только в самые последние минуты расчувствовался. Обняв единственной рукой сначала Евсеича, потом Николая, трижды по – русски расцеловав их, попросил дрожащим от волнения голосом: «Вы уж меня не забывайте,
и я вас помнить буду!»
– Иди с Богом, сынок, не забудем, пока живы! Адресок мой не потеряй. Может, когда ещё свидимся!
Поезд тронулся. Уже без Григория.
– Ну вот, Коля, одни мы с тобой остались. Скоро и нам прощаться. Нас с моими лошадками в Барабинске отцепят от состава. Один поедешь. Начальник поезда тебя в другой вагон отправляет, через два от нашего. Теперь доедешь до своего Новосибирска!
– Спасибо, Евсеич! Когда только успел? А