– Я этого знаю, – указал Давид на Арика. – Прости, Арик, я не думал, что ты хороший человек…
– Надо, чтобы тебя настоящие люди окружали, – сказал Йоси. – Тогда и ты таким станешь. Вот тебя кто окружает?
– Меня окружают сотрудники, – ответил Давид. – Они бы легкое не отдали. Они бы его лучше съели, чтобы никому не доставалось.
Сказал и замолчал.
Вдруг прибавил испуганно:
– Я ведь завтра проснусь и в упор вас не буду видеть. Что же мне делать?
– Дружить, – сказал Йоси и поднял вверх палец. – Дружить, это значит, радоваться, когда другому хорошо.
Давид задумался.
– Это невозможно, – сказал он.
– Вот поэтому ты завтра проснешься и о нас не вспомнишь, – сказал Йоси.
– Я всех уволю, – вдруг произнес Давид. – А вас возьму.
Через два часа я как-то развез их по домам.
Давид божился, что теперь знает, что такое дружба.
Но на следующий день он позвонил Арику, узнать, не наговорил ли чего-нибудь лишнего. Не обещал ли кому-нибудь денег.
Арик сказал ему, что он вел себя корректно, денег не обещал, вообще был такой же сволочью, как и обычно.
Давида это успокоило. Больше он не звонил.
Мама Йоси умерла через две недели. Легкое не прижилось.
Она все спрашивала про Номи, как та?
Номи горевала, конечно. Но у Давида много денег. Они вдвоем сейчас где-то путешествуют.
А мы с Ариком и Йоси так и продолжаем мечтать о том, когда все будет по-другому. Когда человек будет радоваться тому, что другому хорошо.
Вот таких мы ищем. И знаем, так будет.
/ на пустыре с ножом у горла /
В Эрэц Исраэль, в начале двадцатых, вокруг Бааль Сулама собралась горстка учеников. Тех, кто распознал в нем величайшего каббалиста. Они прилепились к нему душой и телом, и ночные уроки с ним стали их жизнью.
И вдруг Бааль Сулам сообщает им, что вынужден перехать в Гиват-Шауль, далекую окраину Иерусалима. Все знали, что ходьбы до Гиват Шауля час по пустырю, без огня, ночью живым туда не дойдешь. Банды и дикие звери поджидали свою добычу… Но урок никто не отменял. Они знали, что в час ночи, как всегда, зажжется лампа в комнате Бааль Сулама и начнется урок. С ними или без них. И поэтому не было у них вопроса – идти или не идти.
Ночью в единственном доме Гиват-Шауля горел свет.
Качался огонек в керосиновой лампе. Она стояла на подоконнике в комнате рава Ашлага.
Как свет маяка, она указывала путникам дорогу, звала прийти, погреться и приобщиться к великой мудрости.
Рав Ашлаг налил кофе в большую чашку. Дымилась папироса в забитой окурками пепельнице. Под столом стоял таз. Худые ноги рава Ашлага были опущены в холодную воду.
Все было как всегда.
Он работал и ждал учеников.
Они все не шли.
Моше и Шимон стояли за последними домами Иерусалима.
Перед ними было огромное пространство, отделяющее город от Гиват-Шауля. Ждали Хаима.
Узкая дорожка исчезала в черноте пустыря.
Они не решались ступить на нее.
Ждали, нетерпеливо оглядываясь.
– Он