Бывало и такое – пропадал куда-то сосед. К родне, может, уезжал или по грибы ходил. Ладилось все у Кугыжи в такие дни. Мастерил, пел, плясал – как дышал. Оставалось только результату радоваться.
Много думал он по этому поводу. Коли прибить злословца не к душе, жить-то как в таком соседстве? Медитации изучал, заговоры по древним свиткам выискивал, со стариками советовался. Помогало, но ненадолго и не всегда.
Случилось так, конец пришёл терпению Кугыжи. Терпению-то конец, а вот чему другому самое начало. Взыграла гордость наследная: шаман я или так, на, бубен подержи, пока хозяин вернётся?! В кафтан ритуальный обрядился, бубен в одну руку, колотушку в другую. Встал посреди двора. Пробудил туго натянутую кожу – пронзил звук душу. Приплясывать стал Кугыжа, кругом пошёл. Ведёт бубен, шепчет, как ноги ставить, торит путь. Как разделился Кугыжа. Вроде и двор танцем шаманским обходит, а вроде и тропой лесной идёт. Глядь – дерево, ветром сваленное вдоль нее лежит. Старик на нем сидит, древний. Лицом с Кугыжей сходство имеющий. Глаза только умней. Намно-о-го умней.
Поклонился Кугыжа старику:
– Здравствуй, дедушка.
– И тебе поздорову, внучек, – взглядом как насквозь пронял. – Знаю, что нужно тебе. За мной иди. – И лисом обернулся, седым полностью, будто серебряным, да по тропе вперед метнулся – только поспевай.
Дорожки лесные сплетались да разбегались. Как бы сам Кугыжа куда вышел – не понятно, а так думать недосуг, знай за хвостом пушистым следуй, не отставай.
Вывел седой лис к ущелью.
– Здесь то, что тебе нужно, за этим ущельем. Пройдёшь его, увидишь хижину. В ней бабка живёт. Непростая. Есть у неё в закромах рубаха волшебная. Кто оденет её, у того сомненья в душе правятся, верой в себя становятся, тело силой наливается, и воля крепнет многократно. Дальше не пойду с тобой, сам взять её должен.
Сказал так лис и хвостом на прощание махнул. Еле успел Кугыжа спасибо сказать.
Ну а дальше по тропе двинулся, что дном ущелья вела. Сумрачно стало кругом, стылым повеяло, тишина мертвая. Кончилось ущелье, дорога дальше вьется да в калитку упирается – кривенькая калиточка, вот-вот развалится, – за ней двор запущенный, бурьяном заросший. Хижина: бревна почерневшие, погодой и временем траченые, крыша просела. Дверь дощатая распахнута, темно внутри.
Подошёл ближе Кугыжа:
– Хозяева! Есть кто дома?!
В глубине хижины тень горбатая сгустилась, глаза красным блеснули. Напрягся Кугыжа, озноб по хребту ледяными пальцами пробежался. Вышла из темноты на крыльцо старушка ветхая – в чем душа только держится? «Показалось», – подумал Кугыжа.
– Здравствуй, бабушка! Как живёшь-можешь? – поклонился бабуле.
– Хто это тута забрёл до меня? – подслеповато сощурилась та.
– Кугыжа меня зовут. Рубашку чудную сыскать пытаюсь, что веру в себя дарит. Есть ли у тебя такая, бабушка?
Показалось