Из теплых вещей потом появилась только флиска. Но Тахти не планировал побег. Он так боялся, что они сломают дверь, пристрелят, что вообще не соображал, что делал. Тогда, после драки, когда его опять побили, когда пуля ударила в стену рядом с головой, он убежал наверх и заперся в спальне. Они ломали дверь. Когда он вылезал на крышу той ночью, в рюкзаке оказалось только то, что он смог найти за пару минут. Про флиску он тогда даже не вспомнил. Никто бы не вспомнил.
Вилле вернулся с белым свертком в руках.
– Хлопок носишь?
– Да.
Свертком оказалась толстовка с капюшоном. На груди эмблема – две змеи, оплетающие чашу. Эмблема госпиталя.
– Надень. Будет великовата, конечно, но зато тепло.
– У меня нет денег.
– А кто говорил про деньги?
Тахти надел толстовку. Она была велика ему размера на три. Но это все равно что нырнуть в кокон из пледов. Это тепло.
– Спасибо.
– Тебе ни в коем случае нельзя переохлаждаться.
– Я уже понял.
Простуды, ангины, отиты. До переезда Тахти вообще не знал, что это такое. Но стоило Тахти приехать на север, как он тут же показал свои клыки. Тут же напал. Здесь Тахти чаще болел, чем был здоров. Но это было только начало приключений, которые он найдет себе на пятую точку в городе под названием Лумиукко.
///
Дом был закручен спиралью. Лестница ввинчивалась вверх, деля пространство на дробные вертикальные секции. На полу первого этажа кто-то выложил плиткой пруд с рыбами кои. Белый северный свет слабо проникал через узкие витражные стекла. Когда стоишь в центре холла, кажется, что стоишь на дне океана. Это было первое ощущение, когда он вошел. Это первое, что он вспоминал потом, когда он вспоминал об этом доме: пруд с рыбками кои и лестница.
Пахло старым деревом и плесневым, закисшим временем. Рассохшиеся ступени были накрыты сверху истертой ковровой дорожкой – помесь нуара, готики и декаданса. Где-то в доме скрипели двери, стонал ветер, шуршали занавески. Дом словно затягивал в себя воздух. Дом словно дышал, словно был живой.
В кладовой было тесно. Полки и шкафы громоздились до самого потолка, заставленные коробками, свертками и пакетами. На него завели отдельную карточку. Спросили его полное имя, дату рождения, возраст вплоть до месяца, рост, вес и группу крови. Какое отношение группа крови имеет к его размеру одежды, осталось неясно.
Завсклад долго шуршала и гремела в подсобке, пока он мялся у двери. Лампочка накаливания в бледном плафоне над головой гудела монотонно, как сонная осенняя муха. На полу лежал линолеум, истертый до однородного белесого цвета, в рваных шрамах от постоянных перемещений грузовой тележки. На стуле висела вязаная крючком шерстяная шаль, на гвозде на стенке стеллажа – замызганная