– Какой я дурак! Какой я дурак! Ты сильно ушиблась, моя дорогая?! – сквозь рыдания громко произнес Михаил.
Дальше он говорил тише и неразборчиво около минуты, но затем снова прогорланил во весь голос:
– Прости меня! Прости, моя Изольда! Ты единственный луч света в этом мраке земного абсурда! Я люблю тебя, Изольда! Пусть знают об этом все!
Бесспорно, его театральные высказывания во втором часу ночи попахивали сумасшествием, но знание того, на какие извращения способны эти двое, у меня в момент его словесных излияний на лице не дрогнула ни одна мышца. И я, удостоверившись, насколько это было возможно в данных обстоятельствах, что его пассия жива, попытался вновь отгородиться от лихого дня и уснуть.
Не знаю, какой промежуток времени я был в беспамятстве, когда нарастающий скрип пружин и грубые мужские стоны вторглись в мой мирный сон и заставили открыть глаза. «У них точно не всё в порядке с головой! – промелькнула злая мысль. – Я съеду из этой чёртовой квартиры куда угодно, лишь бы подальше от них!»
Минут пять он «шпилил» ее под собственные охи и ахи, а в самом конце взял такую ноту, которую не в состоянии осилить ни один оперный певец в мире. Михаил был прав, когда кинул мне на прощание фразу, что поспать сегодня, и впрямь, не придется.
Глава 2
Наступило утро. Будильник прозвенел в семь часов, хотя особой надобности в нём не было, ведь я так и провалялся в кровати с бредовыми мыслями, которые мешали нормальному сну. Открыв глаза, я отметил, что сегодня октябрь вновь не порадует горожан солнцем и дивной погодой. На улице стоял полумрак и завывал холодный ветер, а по окнам стучал мерзкий осенний дождь. Даже если откинуть горькие обстоятельства, обрушившиеся внезапно на мою судьбу, то утренний подъем мало бы для кого стал радужным.
На кухне я вскипятил чайник и сделал растворимый кофе. О какой было еде я даже не помышлял, в состоянии страха и неизвестности стенки моего желудка трусливо сжались, и вряд ли бы без приключений пропустили внутрь что-либо, кроме жидкости.
«Эти дебилы сверху, наверняка, еще сладко дрыхнут, – зло подумал я, когда неспешно потягивал кофе за кухонным столом. – А мне совершенно разбитому придется переться на работу и долгие часы беспокойно ёрзать в кресле в предвкушении вечернего похода в полицейский участок». Ничего хорошего от которого ждать не приходилось.
Факт того, что ожидание беды хуже самой беды, для меня являлось прописной истиной. Но я и предполагать не мог насколько это бывает мучительным. Мои руки целый рабочий день