– Что?! – он что-то сделал с занавеской, край затрещал, порвался и укоризненно повис над фиалками.
– Обманул. Ты не собирался разводиться с женой. Ты затеял какой-то страшный, уродливый эксперимент. Со мной. С со... соавтором. Со своей женой. Ты хочешь, чтобы все тебя любили, все из-за тебя страдали и все всегда были под рукой. Мой приезд для тебя развлечение и приключение. Я для тебя – маленькая дурочка из Сибири, которая готова швырнуть к твоим ногам свою жизнь, свои чувства, свои...
– Хватит!! – Оттолкнув Татьяну со своего пути, он взял табуретку и направился с ней в коридор. Там он залез на нее, порылся на антресолях и достал оттуда старый, пыльный, полосатый матрас.
– Вот, – сказал он, вернувшись на кухню. – Больших удобств предложить не могу. Дам пока предлагаю не трогать, им нужно проспаться.
Он бросил матрас на пол, выключил свет, и лег на бочок, подогнув длинные ноги, чтобы они не свешивались в коридор.
– Ложись, – сказал он Татьяне. – Мне завтра рано вставать.
Татьяна поплотнее запахнула пахнущий чужими духами халат и прилегла рядом, повернувшись к Глебу спиной.
Получалось, что ампутация уже началась, а наркоза еще не дали.
Получалось, что так.
Пожалуй, она бы тоже выпила водки, разрисовала лицо, начесала бы дыбом волосы и надела что-нибудь непристойное. Чулки в сеточку, например, и красный корсет с подвязками.
Татьяна засмеялась тихонечко, а потом заплакала.
– О господи, – вздохнул за спиной Глеб и, кажется, зажал уши руками.
Таня открыла глаза.
Она обнаружила, что лежит в своей кровати, в своей квартире, на своем постельном белье, только вместо Глеба рядом, похрапывая, спит Сычева.
Голова кружилась и болела, во рту было сухо, сильно тошнило.
Таня нащупала в темноте настольную лампу, включила ее и еще раз осмотрелась.
Точно – родная кровать, точно – родная квартира, точно – Сычева.
А ведь вроде бы она уходила к маме с вещами.
Часы показывали пять утра. За окном рождался рассвет. Утром у нее был урок русской литературы в школе. Она осмотрела себя – руки-ноги целы, синяков нет, из одежды – только трусы и лифчик, трогательно-розовые, в мелкий цветочек. Подарок самой себе в минуты грустного настроения.
Таня встала и пошла в ванну. Открыв холодную воду, она долго хлебала ее из-под крана, потом сунула под струю голову. Стало немного легче, в мозгах прояснилось и она вспомнила все – лавочку, водку, Сычеву, переодевание в кустах. Она вытерлась полотенцем и причесалась, с трудом раздирая слипшиеся, упрямые пряди. Глянув в зеркало, она ужаснулась – косметика не смылась холодной водой, только размазалась. Схватив мыло, Таня минут пять отмывала лицо под горячей водой.
Когда она вернулась в комнату, Сычева сидела на кровати и, подвывая, ревела. На ней тоже были трусы и лифчик, только насыщенно-фиолетового цвета.
Таня уселась рядом и тоже заплакала. На сей раз слез было так много, что они намочили черную простынь.
– Ой, мама,