Виталий пожал плечами. Он совершенно не знал, как решают такие вопросы.
Пивнушка называлась «У камелька». Было в этом названии что-то милое, уютное, трогательное и музыкальное. Вспоминалось о доме, тапочках, жене в халате, невынесенном мусорном ведре, семейном ужине и Петре Ильиче Чайковском[1]. Правда, после первой кружки отличного, бочкового пива мысли эти бесследно испарялись. Закуска здесь тоже была отличная, а при желании можно было заказать и водку.
– Слушай сюда, – сказал Петрович Виталию, когда она уселись за столиком. Это был их первый поход в подобное заведение. Гранкин заказал большую кружку пива и пиццу, а Петрович графин водки и бутерброды с икрой. – Слушай, я уж не знаю, во что ты там вляпался, но море выпитых вместе крепких напитков не позволяет мне остаться равнодушным к твоей судьбе. Всю сумму я тебе, конечно, не организую, но кое-чем помочь смогу. Я тут новые печатные станки собрался покупать, да денег всё не хватало. А тут... индус на мою голову свалился, Сандипом зовут. Богатый, как падишах! Он решил у нас в России бизнес делать. Ему из Индии презервативы очень дешёвые без упаковки гонят, а он тут упаковку штампует, изделия заворачивает и по аптекам рассовывает. У них там в Индии типографские услуги – жутко дорогая вещь, зато презервативы копеечные. Вот он и хочет наладить тут такое прибыльное дело. Его товар самый ходовой в аптеках, потому что самый дешёвый, его оптовики тоннами хватают. Тиражи упаковки ему нужны бешеные! И он, представляешь, хочет со мной сработать! А ещё он собирается у меня печатать огромные, миллионные тиражи игральных карт. У него они какие-то особенные – очень оригинальный дизайн! В общем, на днях он мне должен предоплату внести, так я тебе тысяч тридцать долларов отстегнуть могу. Не буду пока станки покупать. Мои шалопаи-печатники пока на старых потрудятся, они и на них чудеса вытворяют!
– Спасибо, Петрович, – промямлил Гранкин, отхлебнул пива и подсчитал: минус тридцать, значит надо нарыть ещё двести семьдесят тысяч долларов.
Пиво показалось омерзительным, а пицца отвратительной. – Спасибо, Петрович. Я отдам тебе эти деньги, не сразу... но отдам! Заработаю...
– Ладно, – махнул Петрович рукой. – Деньги – мусор, главное – дружба. Давай по маленькой!
Они чокнулись, Гранкин огромной кружкой, Петрович маленькой стопочкой.
– Может, всё-таки скажешь, что у тебя стряслось?!
– Не могу, – замотал головой Виталя, словно лошадь, пытающаяся скинуть поводья. – Не могу, Петрович! Потом... как-нибудь.
– Ну ладно, давай о нейтральном. Жена у тебя родила?
Кранчик внутри опять кто-то открыл, и слёзы хлынули прямо в пиво, пробивая в плотной пене ощутимую брешь.
– Родила, – кивнул Гранкин.
– Э-э-э, худо дело, – Петрович забрал у него кружку и поставил её на стол. – Что, ребёнок урод?!!
– Какой урод?! – заорал Гранкин. – Какой урод?! Девка, красавица, Сашка! Талия осиная! Все четыре кило и рост как у манекенщицы – пятьдесят восемь сантиметров!!! Сам ты урод!!! – Гранкин беззвучно