внесу в память мира со всей теплотой!
Елене Тукаловой
Островок света и покоя
Средь долгого плаванья, лет ожиданья,
когда я отчаялся дом отыскать,
я вдруг завершил все пути и исканья,
как только увидел её благодать.
Лесная девчонка из ясного клана,
из милой глубинки, где травы, пруды.
Глаза с голубинкой, чуть серым туманом
над гладкими взгорьями мягкой груди.
Мила, утончённа, как фея и нимфа,
что волю не рубит, дарует сто сил.
Причалил к её островочку и рифам,
и без сожаленья корабль спалил.
Я ею проникся, проник в её сути,
и стал поживать в вознесённых мечтах,
в безвестном краю, среди ласки и чуда,
куда я без компаса прибыл в лучах.
На этой планетке раздольно, не тесно,
вокруг только море и синяя высь.
С ней нежно и чайно, тепло, легковесно.
С ней разум спокоен, подразум так чист.
Но средь океана случаются бури…
И всплыло пять досок от шхуны моей.
И выдуло с острова ветреной хмурью.
Вот снова блуждаю, ищу среди дней…
Просвириной Маше
Скончание века
Жизнь стала как скачки мартышек на пони.
Порой на шарах скачут куры, ежи.
Под многими лишь деревянные кони.
Лежачий встаёт, а стоящий лежит.
Пингвины задумали взлёты, паренье,
понурили клювы и крылья орлы,
глядящие в небо желают затменья,
в лихих рысаков превратились ослы,
оволчились шавки, взъерошились кошки
и выплыли рыбы наружу, на свет,
и птицами стали цыплята и мошки,
веселием стали наличия бед,
сражения стали похожи на игры,
а шутки, забавы – на бой детворы;
нырнули в болота и омуты тигры,
покинули норы все черви, кроты,
народы забыли про ход эволюций,
давая планете обратный отчёт.
Земля стала жиже, деревья же гнутся,
а воды отправились вверх и вперёд.
Исчезли законы, мораль и приметы.
А воздух колышется, мокнет в руках.
Слова заменились на вопли меж бреда,
животная речь обрелась на клыках.
Копыта стучат бесновато в корыта.
Все волки решили, что могут тут петь.
Полнейший абсурд и анархия быта.
Вокруг перемены. А скоро – их смерть…
Дождливая хвоя
Тучи роняют прозрачную хвою,
и, ударяясь от тверди, следы,
с мелкой, дождливой, ночною игрою,
всё превращают в потоки воды.
Дождь обретает мотив серебристый
лишь при паденьи, касании струй.
Капельки