Приложив кулак ко рту, папа держит мамину руку под столом и жмурится, не в силах смотреть ни на одну из них через слёзы. Он тоже знает это – знает, что все они призраки. Должно быть, он представлял, что было бы, если б они все просто не проснулись и сгорели в один день. Должно быть, он презирал себя за эти мысли. Должно быть, таких мыслей вереница, была и есть. Должно быть, так всем стало бы легче.
Их даже не половины – их меньше на четыре части. И Эди вдруг видит, как сильно они постарели совремён фотографии на её тумбочке, где мама держит её, новорождённую, и папа обнимает их за плечи. Теперь они седые, усталые старики. От уголков их глаз плетут сети морщинки, но в самих глазах всегда лежит тяжёлая, воющая, горячая она – тоска. Разбуди их посреди ночи, она будет там. Два сломанных человека, напуганных перед вылетом из семейного гнезда единственного неразбившегося птенчика.Эди старается перевести дыхание, пока родители невидяще смотрят вниз и собирают себя по кусочкам обратно перед руинами призрачного дома.
Только вот… Только вот родители не сдались. Они должны знать, что она знает, верно? У неё в рукаве козырь – газета с объявлением в родительском серванте, но они же понимают, что она слышит людскую болтовню про их неугомонность?
Всосав сопли – «Я плакала?» – Эди находит идеальный вопрос:
– Где они похоронены? Я бы хотела… хотя бы знать.
– Оу, – поднимает голову мама и собирает волосы с лица, – полиция ничего не нашла, сказали, что всё сгорело.
– Но в таком случае обычно…
– Берут горсть золы для захоронений, да, – вмешивается отец, – но твоя мама нашла выход получше.
Он указывает в окно, выходящее на передний двор, и Эди прослеживает, куда он указывает – клумба?
– Клумба?
– Да, там была детская, и если дети были там, то они всё ещё цветы моей жизни, – несмотря на шутку, смазано говорит мама.
И все в комнате замирают.
Мама не поднимает глаз, но бледнеет. Папа не отпускает взгляда Эди, но краснеет.
Вот оно. «Если». Эди почти готова улыбнуться, получив кусочек своей правды. И как обычно – одного укуса ей не хватает.
– А где бы ещё им быть? – спрашивает она дурочкой.
– В смысле, не в детской, – встревает отец.
– Если их не было в родительской и в гостиной, то… остаётся ведь только детская, – не сдаётся Эди, хотя отец шлёт ей предупреждающие взгляды: чуть приподнятые нижние веки и прямые брови. Не сегодня, пап.
– Твоя мама, очевидно, оговорилась…
– Знаешь, ты дважды говорил