Но мысль вернулась к истории об Альфографе. В ней упоминались звезды, вселенная, а он, Антон, сидит в чужом доме и читает сказочки вместо того, чтобы думать о работе. Он попытался переключиться, но упрямое сознание беспомощно забарахталось. Оно, как путник, взбирающийся на крутой холм, раз за разом срывалось с кручи, не могло преодолеть препятствия. Тут нужно оригинальное, неожиданное решение. Почему обсерватория никак не обнаружит сигнал внеземной цивилизации? Ефремов попытался отрешиться от привычной системы координат, но все равно почувствовал себя эпигоном чужих идей. Кроме гипотезы зоопарка ничего не возникло в сознании. Ни одной полезной мысли. Тишина как в кабинете. Такая же эклектика, полный бардак. «А может, – решил Антон, – все на самом деле так? Банально и грустно. Инопланетяне не выходят на связь, а только наблюдают, подобно людям, что, придя в зоопарк, с интересом смотрят за животными. Для них это развлечение. Не более. В таком случае, действительно, для чего им устанавливать контакт, если цель иная – подглядеть. Проблема внеземного общения ни технического толка, ни языковая, а телеологическая. Другое сообщество – другая цель, другой путь в пространстве и времени. Исторические дороги идут параллельно, они могут быть до невозможности близки друг к другу, но не пересекаться. Ладно, к черту всю философию. Завтра».
Ефремов решил прочитать следующую легенду, но тут же, закрыв книгу, отложил ее. Глаза устали. Под веки будто песка насыпали. Он закрыл глаза и забылся, поплыл в мареве сновидения.
Ему приснилась холодная зимняя ночь. Небо было спрятано тучами, но вот они разошлись, открыв черный бархат человеческому взору. В расширившейся пустоте звезды засияли пронзительно и ярко. Антон стоял на каком-то возвышении, и с него город вдалеке казался навеки замерзшим в вольном морозном воздухе. Фонари над мостовыми горели, как в черном хрустале, как капли рыбьего жира, подсвеченные изнутри. Ефремов поежился. Он был в двубортной наглухо застегнутой шубе с котиковым воротником. Почему-то сознание подсказало, что это котиковый воротник, а так же оно шепнуло, что под верхней одеждой есть черный пиджак. Антон стоял с непокрытой головой. Затем он проследовал в дежурный кабинет, а оттуда вышел в круглый зал обсерватории. Мороз, крепчавший снаружи, царил и здесь. Полумрак сгустился до полной тьмы. Уже с трудом различались меридиональные деления и галерея, опоясывающая зал, словно хоры в храме. На никеле приборов, на полированной фанере лежали одинокие круги света, отбрасываемые лампами. Ефремов заметил