– За себя и за него.
– Как он поживает?
– Все такой же красивый и добрый, государыня.
– Сколько ему теперь лет?
– Тридцать два.
– Бедный Филипп! Вам известно, что я знакома с ним уже четырнадцать лет и из них десять мы не виделись?
– Когда ваше величество изволит его принять, он будет счастлив уверить вас, что разлука никоим образом не ослабила чувства почтения и преданности, которые он питает к королеве.
– А могу я увидеть его сейчас?
– Если ваше величество позволит, он через четверть часа будет у ваших ног.
– Конечно, позволяю и даже хочу этого.
Едва королева произнесла последнее слово, как кто-то быстро и с шумом вошел, вернее, ворвался в туалетную и, встав на ковер, принялся разглядывать свое лукавое, смеющееся лицо в том же зеркале, в которое с улыбкой смотрелась Мария Антуанетта.
– Братец дАртуа, – проговорила королева, – как вы меня напугали!
– Добрый день, ваше величество, – поздоровался молодой принц. – Как ваше величество изволили провести ночь?
– Благодарю, братец, скверно.
– А утро?
Прекрасно.
– Это самое главное. Я только что сомневался, что все прошло успешно, поскольку встретил короля, который подарил меня восхитительной улыбкой. Вот что значит доверие!
Королева расхохоталась. Граф дАртуа, не знавший, в чем дело, тоже рассмеялся, но по другой причине.
– Думаю, что я все же очень легкомыслен, – заявил он, – так как не расспросил мадемуазель де Таверне о том, что она намерена сегодня делать.
Королева перевела взгляд на зеркало, благодаря которому могла видеть все, что происходит в комнате.
Леонар как раз закончил работу, и она, скинув пеньюар из индийского муслина, облачилась в утреннее платье. Дверь отворилась.
– Погодите-ка, – обратилась она к графу д'Артуа, – вы хотели справиться насчет Андреа? Пожалуйста.
В будуар вошла Андреа, держа за руку смуглого мужчину с печатью благородства и печали в черных глазах: у него была суровая наружность солдата и умное лицо, напоминающее чем-то портреты кисти Куапеля[31] или Гейнсборо[32].
Филипп де Таверне был одет в темно-серый камзол с серебряной вышивкой, однако серый цвет казался черным, а серебро – сталью: белый галстук и светлое жабо, резко выделяющиеся на темном фоне одежды, а также пудра на волосах подчеркивали мужественные черты Филиппа и его смуглоту.
Он приблизился, не выпуская из одной руки руку сестры, в другой изящно держа шляпу.
– Ваше величество, – сказала Андреа, присев в почтительном реверансе, – вот мой брат.
Филипп отвесил серьезный неторопливый поклон.
Когда он поднял голову, королева все еще гляделась в зеркало. Правда, она видела при этом происходящее не хуже, чем если бы смотрела прямо в лицо Филиппу.
– Добрый день, господин де Таверне, – проговорила королева.
С этими словами она повернулась.
Она сияла тою королевской красотой,