он взял меня с собой, и мы поехали сверху на здоровенном танке к какому-то полуразрушенному дому. Сидеть на башне было очень здорово. Я держался руками за пулемёт и смотрел на всех свысока. Папа с танкистами зацепил толстым стальным тросом бетонную лестницу через окно разваливающегося дома. Танкист-офицер в шлемофоне, трусах и сапогах запретил нам оставаться сверху, он сказали, что если трос, натянувшись, лопнет, то он может ударить тех, кто сверху, и мы залезли в башню танка Т-56. Я смотрел из командирского люка на трос. Грохот стоял ужасный, потому что шлемофоны нам не дали. Струи чёрного дыма ударили вверх из выхлопной трубы, и танк вздрогнул. Трос натянулся, потом раздался звук обвала в горах, лестницу вырвало из дома, и она, выпадая за танком, обрушила стену на корму танка. Мне было и очень страшно и очень весело одновременно. Я хотел быстрее вылезти, чтобы этот грохот прекратился и, наоборот, чтобы весь этот весёлый аттракцион (круче любого диснейленда) продолжался. Мне показалось, что танк падения кирпичей и стены на себя не почувствовал, даже антенна радиостанции не погнулась. Огромная махина дёрнулась и погрохотала к пляжу, волоча за собой бетонную лестницу, косящую по дороге кусты и траву, как комбайн для уборки кукурузы. Внутри танка мне держаться было сложно. Шлемофона не было, и я всё время бился головой обо всякие железные выступы внутри башни вроде пушки, рычагов, прицела и круглых рукояток непонятного назначения. Больше всего меня удивило то, что танк внутри был выкрашен в белый цвет. Лампочки мигали, стрелки приборов скакали и, поверьте, это было круче любой компьютерной игры!
Когда танк подъехал к спуску на пляж, я вылез из башни с видом победителя в танковом сражении, с разбитой головой, но совершенно счастливый.
– Мама, – заорал я, – мы привезли тебе лестницу!
Мама, конечно, ничего не слышала из-за грохота дизеля, но красиво помахала рукой на фоне синего Чёрного моря. Я слез с грохочущего танка и побежал к моей прекрасной маме по глинистому склону. Папа командовал танкистами, и они столкнули лестницу одним концом вниз, предварительно отвязав толстый стальной трос.
Это был самый лучший день моего самого последнего лета перед школой. КАК ЭТО ЗДОРОВО, КОГДА ВСЁ ПО НАСТОЯЩЕМУ, А НЕ В КОМПЬЮТЕРЕ!
Как я перестал плакать
Как и все дети, я тоже плакал. Я не помню, чтобы я плакал только из-за боли. Также я не помню, чтобы я плакал только от обиды. Но я точно помню, как я плакал, когда и то и другое накатывало одновременно.
Самое раннее воспоминание – я, наверное, был совсем малыш, лет четырёх-пяти. И тут во дворе я увидел ЧУДО! Через толстый слой асфальта, разрывая его чёрную жирную толщу, проросли маленькие зелёненькие листики тополя из корней соседних больших деревьев. Тополь – действительно мощное дерево. Тополя многие не любят, потому что они цветут вездесущим пухом, похожим на пух одуванчиков. В южных городах в июне, а в Москве в июле вдоль тротуаров лежат целые бесконечные лужи пуха. Пух залетает в нос, в глаза,
