– Тогда получается, что мы, в известном смысле, земляки. У меня там родня была – бабушка, тётки, брат двоюродный… Матушка оттуда…
– Была?
– Ну да. К сожалению. Кто помер, кто уехал…
– А я родился там, – оживился Николай, – и среднюю школу закончил… В семнадцать лет… тоже уехал, в институт культуры поступать.
– На этномузыко… ведение!
– …Логию, да. Так-то, на баян собирался, но не прошёл. Что там за школа, в нашем клубе… Но играл хорошо, да и сейчас могу, не забыл! Потом-то я ещё учился, но представляться этномузыкологом люблю. Народ зависает.
– Ну да, я заметил. Так у вас же там ещё известный ансамбль был кажется, этнографический… забыл…
– Получается, что у нас, всё-таки?.. «Рябинушка». Участвовал в нём, в старших классах, на баяне наяривал… Только он и сейчас есть! Присматриваю за ним.
– По линии минкультуры?
– Ну да, – улыбнулся Коля по-доброму так, душевно, – искусство – штука такая, требует присмотра… В хорошем смысле, конечно. А может, по рюмочке, за земляков? Вон, коньячок неплохой вроде…
Бутылка была ближе ко мне, и я плеснул в рюмки. Выпив, мы помолчали.
– А вот как вы там, на своей линии, определяете, где искусство, за которым надо присматривать, а где не поймёшь, что – во мне, неожиданно для себя самого, вдруг реализовалась всенародная подозрительность к государевым людям, – а то, что-то, этого не поймёшь чего – немерено…
– Линии – это в Питере. В Москве улицы, а у нас… – засмеялся Николай.
– Порядки, – поддержал я, – помню, помню! Мне всегда эти названия нравились – Гулидовка, Барнаул, Пятилетка… Ну, Пятилетка – понятно, а почему такой порядок – Барнаул?
– А вот не знаю. Барнаул и Барнаул. Что до искусства… У меня есть своя мерка. Дело безусловно тёмное, но, дополнительно к известным определениям, я думаю, что искусство – это то, что не поддаётся тиражированию.
– Как так? А кино?
– Не в этом смысле. Кино сразу делается в расчете на множество равноценных копий, в этом его смысл, как искусства. И при этом, не каждое кино искусство, а только то, которое нельзя повторить – приёмы, ракурсы, идеи, работа актеров, ритм, печать времени – много чего. Вот ремейки в кино – это тиражирование. Технология. Нравятся ремейки?
– Не-а…
– Во-от… Это сразу чувствуется. Или на живом концерте – каждый раз что-то по-другому. Нельзя повторить. Звук, голос, настроение, реакция зала, реакция музыкантов на реакцию зала… А под фанеру – тираж, не искусство. И ещё, пожалуй. Может быть даже главнее, но совсем непонятно, как это ухватить… Вот, ребята, – он показал взглядом на компанию Физика, – башню свою строят. И мне понятно, что нельзя по-другому, чтобы всех живущих одеть и накормить. Они её по правилам строят, по технологии – научный метод называется. Согласно методу, нужно всё время эту стройку