Заспанный седой мужик с бородой, как у староверцев, ни в какую не хочет войти в мое положение, пока не получает хрустящий веер купюр. И десяти минут не проходит, как он со своей бабой уже тащится на другое место ночевки. А еще через полчаса, обвязав бедра полотенцем, я выхожу из баньки, бодрый и полный сил. Чудила же моя, вжимаясь в угол предбанника, смотрит исподлобья.
– Теперь твоя очередь, – натягивая майку, говорю я.
Она и ухом не ведет.
Тогда я наклоняюсь, чтобы затащить ее в баню (рядом с ней даже одним воздухом дышать неприятно, не то что спать) – и с воем отскакиваю. Эта стерва полоснула меня своими длинными грязными ногтями! Теперь над пластырем, который скрывает следы боя со стеной, красуются четыре царапины, стремительно набухающие кровью.
– Значит так, – разделяя слова паузой, произношу я. – Или ты сейчас же пойдешь в баню, или вали отсюда ко всем чертям. Потому что после этой выходки я могу посчитать, что больше ничего тебе не должен.
Вероятно, немая красотка рассмотрела чернющими глазищами то, что и в самом деле выражало мое лицо. Потому что, потянув время, она все-таки поднялась.
– После бани наденешь этот балахон, – я киваю на тряпку наподобие ночной сорочки и оставляю попутчицу наедине с ее тараканами.
Свет в доме едва теплится. Вокруг единственной лампочки сонно, с гипнотическим упорством наяривает круги муха. На дубовом столе расставлены потертые, со сколами тарелки, на них лежат толстые куски вяленого мяса, хлеба и сыра с тмином. В литровой банке жмутся друг к другу соленые огурцы. В пузатой бутылке томится мутная жидкость.
Я выливаю пригоршню этой жидкости на царапины. Щиплет. Хорошо. Опрокидываю в себя полстопарика – просто чтобы отшлифовать саднящую боль в руке.
Глубокая ночь. Весь день в дороге, я должен быть измотан и голоден, а сил словно прибавилось. Но я вынужден сидеть здесь, словно на привязи, дожидаясь утра. Какие допросы ночью? Только всех распугаю.
Выпиваю еще полстопарика. Огненная жидкость растекается по сосудам. Распаляется кровь. Нечто подобное я чувствовал в юности, безо всякого алкоголя, просто представляя, как провожу пальцем по тонким губам Дикарки.
Когда мы были соседями, я пару раз подбирал ее на улице, словно бездомного котенка, и приводил к себе домой, чтобы промыть ссадины. Аккуратно обрабатывал края ранок зеленкой, и мое сердце вздрагивало вместе с ее коленкой, когда ей щипало. Я не хотел причинять Дикарке даже такую боль. Все, чего я действительно хотел, так это оттянуть ее майку над грудью и заглянуть поглубже – так, как мне позволяли делать другие самочки.
Эти воспоминания вызывают во мне прилив желания, и я сужаю глаза, думая о том, как сильно хочу женщину, которую не то что не целовал, но даже касался ее считанное количество раз. Еще вчера она была так близко, почти стала моей. А теперь я понятия не имел, где она и с кем.
Снова выпиваю. И еще раз. В голове приятно, едва ощутимо туманится. Я достаю из кармана джинсов набросок. Некоторое