Вечером, когда он вернулся домой, его встретила красавица-жена. Она была ослепительно, но в то же время по-домашнему одета – близость их постели сквозила сквозь каждую деталь её наряда.
– Дети уже спят, – многозначительно сказала она – кто-то чересчур увлёкся работой и давно не обращал внимания на жену.
Николай немного нахмурился – он не хотел делать этого сейчас. В голове столько всего, а она опять о своём.
На столе был лёгкий ужин. Он знал, что она специально приготовила его таким: он часто использовал наполенный желудок как повод уклониться от супружеской обязанности.
Жена сама открыла бутылку вина и налила ему полбокала. Николай чувствовал, что сегодня уклониться никак не получится, поэтому старался собраться, выбрасывал все мысли из головы, чтобы остаться с ней наедине.
– Ох уж эти животные инстинкты, – пробормотал он шутливо.
Но внутри себя он понимал, что, если бы она не была столь настойчива, он бы предпочёл сон.
Когда супруга залезла на кровать и оттопырила зад, наполовину обнажив ягодицы, он испытал привычное раздражение. Её поведение казалось ему глупым, но что хуже того – неестественным. Оно не находило реального отклика у него внутри, поэтому Николаю казалось, что она прикидывается и делает это очень неумело. В каком-то смысле ему казалось, что она так себя унижает. Он привычно выдавил единственную доступную положительную эмоцию для таких случаев: кривую улыбку, которая не уходила вне зависимости от того, на каком этапе близости они находились.
Пришлось привычно сосредоточился на каких-то смутных образах у себя в голове, чтобы хоть как-то возбудиться. Происходящее его сильно подавляло – он не мог достичь полноценной эрекции, поэтому уходил в состояние полутранса, где его не смог бы достать гормональный запах жены и её изгибы. Что этим женщинам всё время надо?!
Член так и не пришёл в достойное состояние, несмотря на все её усилия. Из-за стыда пришлось выключить свет. Надеть презерватив на мягкую, податливую ткань было трудно. Он надеялся, что хотя бы от самого проникновения ствол наконец примет достойную форму, но ошибся. Когда стало очевидно, что так корячиться – только вызывать неуважение к себе в себе самом, он остановил спектакль.
Темнота радовала – не надо было держать на лице извиняющуюся улыбку.
– Ничего, я понимаю, ты устал. Я всё понимаю, – гладя его по плечу, на ухо шептала она.
Лучший мир
– Это невозможно! – кричал француз – они предали наши национальные традиции, всю нашу культуру, они предали Христа!
Слушающие его мужчины и женщины с повязанными на головы платками с обречённым видом кивали.
– Когда они сделали эти гей-браки законными, мы с семьёй поняли, что это последний шаг – Рубикон, который нельзя перейти назад. Друзья нас успокаивали, мол это просто даст людям, любящим однополую любовь, если можно так сказать по-русски, возможность иметь совместное имущество,