– Выходит, на работе дела тоже были неспокойны?
– Мсъё Забитцер иногда жаловался… Нет, сетовал на некоторые детали своей профессии. Он готовил нечто прекрасное для города и был готов посетить этому всего себя. Увы, найти компромисс со своим же советом не так просто. Вам ли не знать, monsieur?
Юлиан не понимал, почему именно ему должно быть это знакомо, но лишних вопросов задавать не стал.
– В чём заключались разногласия мэра и совета?
– Разногласия? Я не говорил ни о каких разногласиях, monsieur. Лёгкое недопонимание – это дискуссия совершенно другого уровня. Не вбивайте себе это в голову, как не вбивал я. Мсъё Забитцер рассказывал мне, рассказывал, а я думал только о том, как сделать его стрижку совершенной! Раз за разом мне это удавалось, но, увы, не всегда получалось совмещать с запоминанием его слов. Старого доброго Шарля де Монсо начинает подводить память! Я парикмахер, а не политик!
Юлиан и не рассчитывал на большее. Если бы Густав Забитцер и делился политическими проблемами с Шарлем де Монсо, то вряд ли парикмахер хоть что-то понял. Как было подмечено им же самим – он парикмахер, а не политик.
– Выходит, в правительстве у него не было врагов? – спросил Юлиан.
– Врагом? Non, monsieur! У таких светлых людей не бывает врагов… Укладка! Укладка – это самое важное! Лёгкий гранж? Косой пробор? Зачёс назад?
– Пожалуй, не нужна укладка, – отмахнулся Юлиан.
Это было совершенно лишним.
– Ваше право, monsieur, но помните – я настоятельно вам советовал.
Шарль де Монсо снял полотенце с шеи Юлиана и принялся отряхивать юношу щёткой. Юлиану было не очень приятно, потому что щётка колола его, но это было наименее волнующей проблемой среди существующих.
– Буду рад видеть вас ещё, monsieur Джулиан Мерлин, – Шарль де Монсо сделал ударение на последний слог в фамилии «Мерлин». – Только, бога ради, позвоните мне заранее! Вы такой приятный собеседник, monsieur!
Шарль де Монсо был первым человеком, который назвал Юлиана приятными собеседником и, возможно, последним. Ибо он был кем угодно, но не рубахой-парнем, интеллектуалом или незатыкаемым, словно гамаюн.
Покинув салон «Charles de Monceau», Юлиан громко выдохнул, после чего испытал невероятное облегчение. Полчаса в компании этого чудаковатого француза едва не сделали его самого таким же.
В голове ещё был слышен голос цирюльника, а мысли самого Юлиана звучали с вычурным французским акцентом. Всё это продолжалось до тех пор, пока Юлиан не покинул эту яркую разукрашенную улицу и наконец не увидел перед собой старый добрый знакомый Свайзлаутерн.
Весьма немалое количество убийств совершается на фоне ревности. Пожалуй, именно ревность – одна из самых распространённых причин. Юлиан не был ни полицейским, ни криминалистом, ни любителем детективным книг, но отчего-то знал, что так оно и есть.
Наверное, проще всего так думать. Налицо был мотив убийства, а первое подозрение чаще всего как раз и бывает правдивым.
«Возможно, в твоих мыслях и есть крупица