ВНАЧАЛЕ БЫЛА ЛЮБОВЬ. Философско-исторический роман по канве событий Холокоста. Том III. Главы XII-XXI. Николай Боровой

не оставляла думать другого. Оттого-то он и был так изумлен, потрясен и счастлив одновременно, когда увидел пана профессора возле ворот, не так уж прямо и изменившегося внешне… О судьбе пани Магдалены он знал чуть больше – слишком уж известным было какое-то время страшное, случившееся с ней событие, и долго ходили слухи. «Я ведь, голубушка, как и все, наверное, вас давно оплакал. Никто не знает из наших общих знакомых, что вы живы… Наверное, вы и живы еще именно потому, что ваша судьба окутана для окружающих тайной. Страшно с вами судьба обошлась, милая. Но я вижу, вы душой такая же, как и прежде. Знаете, пани Магдалена, ваша королевская красота всё равно никуда не ушла, останется с вами до конца, ведь она была лишь отблеском вашей души и сути, так все думали и говорили. И талант ваш, милая, дорогая моя, верьте – не погиб и не погибнет, обязательно найдет себе не один, так другой выход. Вы главное верьте, милая, я вдвое старше вас и знаю, что вера – не слепая и напрасная, а та, которая всё видит и всё равно остается – это главное. Я так счастлив видеть вас вновь именно с паном профессором! Вы были такой красивой парой и все так радовались, глядя на ваш, так неожиданно состоявшийся союз»… Воспоминания нахлынули на пана Юлиуша при этих словах в особенности, и разговору на некоторое время пришлось затихнуть, чтобы и он, и остальные, могли вернуть себе самообладание…

      Они до самого последнего момента не были уверены, что рассказывать пану Юлиушу, а что нет… Магдалена настаивала на том, что надо рассказывать всё, как есть и как сложилась судьба. Будь что будет. Он до последнего сомневался в этом, но в конечном итоге – поступил именно так. Слова о том, что «укрывать еврея – смертельная опасность» пан Юлиуш прервал коротко. «Пан профессор» – сказал он, так неожиданно для возраста засверкав глазами, и потому опустив их – «прошу вас замолчать, дорогой. Мы – поляки. Мы – люди, и все ходим под богом. Я уже слишком стар, чтобы дрожать и из страха предавать старых друзей. А ведь я знаю вас почти всю вашу, жизнь, пан профессор». Это окончательно и убедило Войцеха, что пану Юлиушу Мигульчеку можно и должно рассказать всё. А там – как выйдет. Суждено им быть преданными и выданными, хоть и не верится – так пусть это произойдет здесь, их неискренность не будет тому виной. Они рассказали всё, каждый – со своей стороны и по своему. Он рассказал даже про картину, которую застал в амбаре… Про то, что у Магдалены даст бог, должен быть ребенок. Сказал – «даст бог, что она, ревущая, вот, от одних воспоминаний, больше никогда не подумает и не сделает никакой глупости». А сам в конце разговора, начал, сцепив зубы, лить слезы, особенно – вынужденный рассказывать потрясенному пану Юлиушу события их последнего вечера в Конске… Долгая речь их закончилась, повисло молчание. Войцех дал этому молчанию застыть, сколько нужно, сказал только напоследок – «вот, дорогой, наша судьба, какова она есть, и она теперь в ваших руках… И простите, дорогой мой, что мы подвергли