должны переночевать тут и поэтому он, «Круль», просит дорогого пана о следующем. Пусть вернется в дом, сообщит хозяину, что приехали гости из Варшавы, соратники, что с ними полностью объяснились и они теперь должны переночевать. Ну, неужели же пан Штыблер откажет? Конечно нет. Вот тогда они с удовольствием и поужинают со всеми вместе, и еще многое обсудят, конечно! Только вот перед этим, пока пани Магдалена и хозяева будут накрывать на стол, он просит пана Гжыся пройтись с ними в какое-то недалекое и тихое место. Они должны обсудить с ним что-то очень важное, переданное старшими и касающееся планов по его дальнейшей службе, и вот тут уже точно не должно быть даже пол уха лишнего, а не то что уха. Ах, пан Гжысь не собирается продолжать, должен ныне заботится только о Магдалене и просто еще не успел сказать об этом… Что же – это во многом и понятно, и его право, конечно… Но передать-то они всё равно должны – пан ведь знает процедуру, и приказ есть приказ. И кто знает – может лучше ему как раз и познакомиться с планами во всех подробностях! А вдруг именно в том, что ему хотят предложить, он увидит возможность продолжить службу патриотическому делу и одновременно позаботиться о пани Магдалене? Всё это Чеслав произносит настолько искренне и убедительно, и выглядит сказанное так логично и видимо настолько соответствует скрытым надеждам и желаниям лживого еврея-предателя, что и тот, и Магдалена, кажется полностью ему поверили. Деньги с собой? А, ну и отлично, он может уже прямо сейчас отдать их, чтобы утром, в попыхах и сборах не забыть, с отчетом же они посидят глубоким вечером, после ужина. Пусть пан идет, а они со «Словеком» ждут его. И когда воодушевленный, похожий на большого ребенка «молочник» и вправду удаляется с Магдаленой в дом, Чеслав смотрит ему вслед и думает, что надежда оглупляет человека больше, чем страх, а вера в лучшее слепит, делает слабым и в конечном итоге обрекает на гибель. И если он сам хочет продолжать жить и делать дело, выкручиваться во всевозможных, неотвратимых и в одном, и в другом ситуациях, то эту мысль надо хорошенько запомнить и усвоить…
Они идут к реке. Идут втроем – он, «Словек» и «молочник», конечно же купившийся и попавшийся на удочку, быстро вернувшийся и ничего, кажется, не подозревающий. Заподозрил – не пошел бы, а если пошел – значит либо вправду верит, что всё разрешилось, либо не хочет думать другого и тревожиться, и потому конечно и не захочет, сколько там еще осталось времени, и позволит им со «Словеком» сделать задуманное. А времени осталось совсем не много и всё пройдет отлично, Чеслав уверен. Там, возле реки, он сам сказал, есть небольшая рощица, место тихое – точно можно и душой отойти, и поговорить безопасно о важном. «Ты, сукин сын, отойдешь у меня!» – думает Чеслав – «Нет, ну какой всё-таки идиот, а… как купился… и ведь по настоящему купился! Луной ему чистой бы полюбоваться и понадеяться, да еще помечтать о хорошем и счастье любви! Вот же идиот!» Чеслав не
