Глаза слипались. Во рту было сладко, и пальцы казались какими-то липкими и чужими. Хотел помыть руки – воды не было. Я попрощался с компьютером и пошел спать. По пути я решил зайти на веранду и посмотреть на луны. Они сейчас должны были висеть над горизонтом, над которым в скором времени ненадолго взойдет и снова скроется Джаэнт.
Верандой мы назвали небольшой закуток возле обсерваторий с большим скошенным потолком из сплошного стекла. Там было темно. Только сумрачный голубоватый лик Мун пробивался сквозь бегущие по небу тучи. Размытые очертания с темными пятнами кратеров придавали ей выражение упитанного и надменного женского лица. Внезапно за спиной я услышал шорох, обернулся и схватил метнувшуюся в сторону тень.
– Алина?
– Отпустите меня! – сказала она сквозь слезы. – Отпустите немедленно, вы слышите?
– Слышу, – пробормотал я, но не выпустил ее рук.
Она резко выдернула руки, закрыла ладонями лицо и, уткнувшись в угол, горько заплакала. Я тронул ее плечо. Она резко повернулась:
– Не смейте ко мне прикасаться! Слышите вы, «технарь»? Занимайтесь вашими гравитонами, полями, мюзиклами или рисованием, чем угодно, только оставьте меня в покое!
– Но я не понимаю…
– Да, не понимаете. И никогда не поймете, что танец может быть не только отдыхом или развлечением, но и средством познания мира, осмыслением собственного существования. Вы понимаете, когда полсотни герлс отплясывают канкан в разбитной оперетке, но не в силах понять, что танцем можно выразить любовь, боль, страдание, мечту, что трагический танец может стать гимном жизни… А я-то, дура, так готовилась к сегодняшнему дню, так… ох, что это?!..
У меня потемнело в глазах, колени подкосились, но я успел подхватить падающую Алину и прижать к стене. Несколько секунд длилось состояние дурноты, головокружение и мелкая дрожь в ногах, красная пелена залила глаза, невозможно было пошевелить даже мизинцем. Исполинский пресс начал плющить кости сверху донизу, сжимая тело одновременно со всех сторон. Хотелось лечь на пол и распластаться всем телом по его рифленой поверхности, но этого нельзя было делать ни в коем случае, любое резкое движение могло привести к перелому. Затем тело наполнила пьянящая легкость, все исчезло, и захотелось летать и кружиться в потоках ветра. Мне достаточно было оттолкнуться пальцами ног, чтобы взлететь под потолок. Я уже начал было приподниматься, но, зная, чем это грозит, притормозил о стену… И