Каменное перо. Павел Георгиевич Козлов

к его груди, но тут же опомнилась и овладела собой. Она руководила мной. Вместе мы дотащили отца до кровати – он был статен и тяжел, сложен гораздо плотнее меня, а тело его, после стольких лет жизни на границе леса, приобрело здоровый вес человека, не брезгающего даже самой тяжелой работой. Матушка метнулась за водой и, к моему облегчению, уже через несколько минут он пришел в себя. Рана под рубахой оказалась глубокой царапиной. Куда большие опасения внушали несколько синяков на ребрах и на груди и огромная ссадина на виске, но отец недовольно отмахнулся от нас и безуспешно попытался сесть.

      – Полноте, полно, – приговаривал он.

      И тут я понял.

      – Я убью его, – вскричал я, вскакивая на ноги.

      – Нет! – заревел отец, и я замер на месте.

      Он редко повышал голос. Он был мастером холодного упрека, на крик срывался редко. Только при самых исключительных обстоятельствах. Таких, как эти. Я послушно сел обратно на край постели.

      – Это… не Принц, – с трудом выговори он, опровергая ход моих мыслей.

      – На тебя напали животные? Медведь, боров? – спросил я, понимая абсурдность такого предположения. Дикие звери не оставили бы столько синяков и аккуратную царапину. Отцу явно противостоял человек. Я почувствовал озноб.

      – Это не Принц, – упрямо повторял отец. – Я сорвался с утеса.

      Я мог в это поверить. Но я не поверил. Я чуть было не повторил свою страшную клятву, когда дверь нашего дома во второй раз за ночь громыхнула о стену. На пороге стоял Принц. В левой руке он держал старинный фонарь, вероятно, найденный где-то в кладовых его временного пристанища у маяка, а в правой он сжимал пистолет.

      Он стремительно окинул взглядом все наше скорбное собрание и, едва заметно вздохнув, шагнул внутрь.

      – Дуглас, – начал он.

      Отец категорично поднял руку.

      – Со мной все хорошо.

      Принц смущенно опустил оружие, не зная, что делать дальше.

      – Я прошу меня простить, – сказал он наконец.

      Отец устало зажмурил глаза. Он все еще не мог подняться.

      Я бросил на Принца ядовитый взгляд. В матушкиных глазах была лишь тревога. Она посмотрела на Принца почти с мольбой, и он ответил ей виноватым поклоном и удалился наружу. Сквозь открытую дверь я видел, как его фонарь, покачиваясь, уплывает по воздуху прочь от нашей хижины и пропадает среди деревьев.

      – Что происходит? – пробормотал я, когда раны отца были обработаны и он забылся глубоким сном.

      Мать нежно взяла меня за руки и посмотрела мне в глаза. Мы отошли в другую комнату, чтобы не мешать батюшке, и закрыли за собой дверь, но она все равно говорила вполголоса.

      – Он не скажет, Габриэль. Ты знаешь это лучше меня. Следуй за Принцем, сынок.

      – Почему ты веришь этому Принцу? Эти раны нанес человек. Кто это мог быть, кроме него? Как можно ему верить?

      – Ах, – сказала матушка, – он не из тех, кто будет нам врать. Он зашел на маяк!..

      Я сжал ее руки в своих, взглядом, силой, всем своим естеством требуя объяснений.