Растопив буржуйку, Сергей наскоро разогрел оставшуюся картошку, недоеденную в обед. Запах привлек Борьку. Пес вылез из конуры и принялся корябать дверь хижины.
– Борька, фу! Иди спи!
Тот, обиженно заскулив, поступил так, как приказал хозяин.
Немец смотрел на кусочек жареной картошки, положенный в ложку, с большим аппетитом, но отказывался открывать рот. Остатки высокомерия не позволяли ему согласиться на подачку.
– Ганс, я тебя умолять не буду. Лучше ешь.
Из живота немца послышалось предательское урчание, заставившее Сергея ухмыльнуться.
– Не тяни кота за хвост… давай! Жри, в конце-то концов.
Осторожно, не отрывая взгляда от Сергея, белокурый юноша открыл рот и откусил половину картошки.
– Хороший мальчик, а теперь следующую… Давай, за дядю Адольфа и его скорую кончину…
Немец съел картошку.
– …а эту за победу советской армии…
Еще одна ложка была съедена.
– Ну вот, видишь, как все просто!
Немец, так и недоев до конца тарелку, уснул прямо во время кормёжки. Впрочем, уснул – это мягко говоря, точнее будет сказать – вырубился. Обессиленный и истомленный, он склонил голову и тяжело задышал. Когда лицо немца стало видно не полностью, Сергею показалось, что это его Максимка, уж очень было похоже сопение. Он постарался отогнать эту мысль как нечто постыдное и решил проверить рану, а заодно поменять повязку. Охотник не был уверен, что с ногой все было хорошо, хоть и выглядела она намного лучше, чем несколько дней назад.
Сергей покинул подвал и лег на лежанку, чтобы попытаться уснуть. Он нестерпимо устал, глаза щипало от влаги, и, казалось, он вот-вот погрузится в сон, но ему это так и не удалось. Голова была забита мыслями о минувшем вечере и походила на мешок, готовый порваться от тяжелого содержимого. Чертов Ганс окутал мысли. Сергея бесила его упертость, но и восхищало его мужество. Все же крепкий он малый, почти как его Максимка…
Уснуть удалось только на рассвете, но сон длился недолго: час спустя Борька лаял на всю округу, зовя хозяина на ежедневную прогулку по охотничьей тропе.
7
Проснувшись, Клаус увидел, как старик перевязывает его ногу куском светлой ткани. Обмотки прежней повязки со следами почерневшей крови лежали совсем рядом. При взгляде на них у него все сжалось внутри – неужели он потерял столько крови?
Русский заметил, что он проснулся.
– Доброго утра, Ганс, – из всего сказанного получилось различить лишь «Ганс».
– Мое имя не Ганс, а Клаус! Лейтенант Клаус Остер!
– На вот, жри. И болтай меньше.
Русский из кармана достал сухарь черного хлеба и протянул к его рту. Клаус поморщился при виде чёрствого куска, лежавшего не пойми где. Старик это заметил.
– Прости, Ганс, тушёной