Роалль, с утра ездивший вместе с Хальдором на соколиную охоту, уже возвратился и стоял на пороге дома рядом с Рангхиль. Он окинул ее внимательным взглядом и улыбнулся:
– Твое платье мне нравится.
– Ты видел его много раз, – она отразила улыбку брата.
– От этого оно не перестало нравиться мне.
Платье было по нраву и Рангхиль – темно-зеленое, как дубовая листва в августе, отороченное серебряной лентой и с вышитыми цветами на воротнике. Швея скроила платье так удачно, что высокая и довольно крепкая Ранди смотрелась в нем невесомой и хрупкой, словно лесная фея. О феях ей рассказывали саксы – у них тут, оказывается, на холмах чего только ни водилось. Страшно из дому выйти, особенно ночью, особенно при луне.
– Я смотрю на тебя и думаю: счастлив будет тот, кто назовет тебя своей, – продолжил между тем Роалль.
Рангхиль нахмурилась.
– Ты намекаешь на что-то, брат мой?
– Ни в коем случае! – он принял столь невинный вид, что сразу стало ясно: конечно же, намекает. – Я просто замечаю, как идут дни. Быстро, быстро…
Ранди знала, что он никогда не поступит против совести. Никогда не велит ей выйти за человека, о котором она скажет: «Нет», – если не возникнут на пути непреодолимые обстоятельства, и от этого брака не будет зависеть выживание всех. Бывают вещи, которые сильнее личных желаний. Но по доброй воле Роалль никогда бы так не сделал. Слишком хорошо близнецы знали друг друга, слишком сильной была между ними родственная связь, чтобы брат мог жестоко поступить с сестрой. Однако, беспокойство Роалля можно понять: если ему, двадцатилетнему воину, можно погодить и не брать пока никого в жены, то для Ранди время уже проходит. Отец попустительствовал ей, да… А в голосе брата слышится не только смех, но и беспокойство.
Что ему сказать? Что ее сердце не созрело для любви? Что ей не хочется покидать замок Миккельсенов и отправляться к человеку чужому, у которого свои порядки заведены и которому нужно… подчиниться? Да и не смогла бы она. Сейчас Рангхиль была свободна – настолько, насколько может быть свободна женщина данов, живущая на английской земле. И добровольно поступиться этой свободой нелегко. Если бы она знала, ради кого так сделать!
Только вот она еще этого человека не встретила.
– О любви поют скальды, но, возможно, ее и вовсе нет на свете, – пробормотала Рангхиль. Роалль хотел что-то возразить ей, и она ткнула его кулаком в бок: тэн Лефстан как раз въезжал в ворота.
Он спрыгнул с лошади и пошел к встречающим его близнецам: огромный, словно медведь, в подбитом волчьим мехом плаще, хотя жара стояла; сгреб их обоих в объятия и прогудел над головою тяжелым колоколом:
– Вот так счастье пришло ко мне! Миккельсены позвали меня в дом!
– Еще не в сам дом, а только на порог, – засмеялся брат где-то в складках монументального плаща, и тэн Лефстан, заслышав