Желанья нет, мир жадно познаем,
Но зренье, слух и вкус нам спешат солгать.
Осязанье гибельно предает.
Теряя невозможно девство обрести.
Многие не соблюли тот вековой закон
О драгоценном девстве – нужно нести
Ту добродетель, но не сумели, притом
Что разумом были наделены, не все верны.
Заблуждений круговерть – не юность.
Любовь не порочна – враг ей плоть,
Тупые игры в зрелость, лихая буйность
Нрава, и ума лишь малая горсть.
Властвует в умах крайность иль ярость.
Я же будучи поэтом, покоем одухотворенный.
Полюбил раз и навсегда, во все века
Не сыщется достойной затмить отрешенный
Образ девы, от которой я жду лишь звонка.
Как призрак в тайну посвященный
О сердца робости, о неуверенном стесненье,
Которое влекло к недосягаемой мечте.
Охватывало мою душу отчаянье и остервененье,
Воздавая дань осенней пасмурной поре.
День счастливейший настал и потепленье.
Последний вздох – он самый теплый.
Суетно желанный в череде светлых дней.
Манил и будоражил девы силуэт томный.
И сердце мне шептало: “К ней иди, беги скорей.
Покуда время есть, покуда пряный терпкий
Вкус осени сеет семя искренней любви.
Наступят холода и оно не прорастет.
Истлеет в сердце, мгновения лови.
Пусть знакомство ваше произойдет”.
Осень листвой шуршала: “Люби поэт, люби”.
Исход приняв однажды, я увижу рай,
Блаженство душ в эмпирии совершенства.
Подобно осени будет тот чудесный край,
Где стихнут слезы и пропадут злодейства.
Любимая, ты будешь там, верь и знай.
И встреча наша будет той подобной,
Которая произошла в миру земном.
Но вот урок отложен и юностью вольной
На улицу к солнцу мы понеслись, оставив на потом
Дела и в окружении твоих подруг, достойной
Почитанья ты одна была всем девам в назиданье.
Они ушли, а мы вдвоем остались.
Сердца застыли возмущая трепетанье.
Я млел и возносился, мысли окрылялись.
Боготворил, словно родился в обожанье.
Глаза Арины изумруды бирюзовые ундины.
Утонуть в них просили, меня заворожили.
Нет прекрасней замысла картины,
Как и божественней поэмы нет, так и стихиры.
Как жаль, что все мои описанья слабы и мнимы.
Она часть недостающая меня, будто вырванные
Страницы книги и смысл потому во мне далек.
Благоденствие чувствуя всестороннее
Уселись на выступ каменный, взор ее пророк
Спешил излечить раны матерью истерзанные.
Это истинная жизнь вблизи родного человека.
За жизнь ее готов я был жить и умереть.
В ней вся вселенная, вся библиотека
В молекуле одной, которой суждено стареть,
Меняться,