От его слов становится так тепло.
– И сейчас я положительно ответил на все вопросы… – К чему он клонит?
– Даниэль… – начинаю я, дабы стараться дать понять ему, что я не готова к…
Он обрывает цепочку моих мыслей и сообщает, уверяя меня в своих словах:
– Я не прошу тебя говорить ответ в эту секунду. Знай, я верю в нас, верю в наше будущее… Me estoy muriendo por besarte![3]
Немыслимо приятно, когда человек говорит тебе, что ты представляешь для него ценность.
– Я… – Слыша такие слова, я готова раскрыться человеку. – Eres un gran tipo![4]
Резко развернув меня к себе, он запускает свои руки в мои волосы, и впивается в губы с чувством возбужденности. Я не сопротивляюсь, так как моя внутренняя батарея на последнем издыхании.
За все это время, что мы вместе, кроме поцелуев и объятий, мы не переходили на нечто большее. Возможно, дело во мне. Я не желаю полностью отдаваться человеку, испытывая состояние неуверенности в своих чувствах к нему. Или дело в том, что я не хочу никого к себе подпускать, за исключением… (сложно произнести это) Джексона? Однако Даниэль, как мне кажется, понимает и не настаивает на этом.
– Твои сладкие губы возбуждают меня, – соблазняюще выпаливает он. Его рука зависает на моей ключице, постепенно снижаясь ниже.
– Нет, прости… – Я убираю, не торопясь, его руки. – Я не могу так, – с жалостью произношу я.
– Милана, и-извини, я… – запинается он от очередного моего отказа. – Просто мне недостаточно поцелуев, и я хотел бы большего… и…
– Я так устала… – перебиваю его я. – Проводишь?
Он набирает полную грудь воздуха, сплетает наши пальцы и через минуту буркает:
– Да.
Его задел мой отказ. Но по-другому я не могу.
В затишье, мы следуем к выходу.
– Милана, можно вопрос? – в недовольном тоне изъявляет он, что очень на него непохоже.
– Да, – говорю я, напрягаясь.
– Дело во мне, что тебе неприятны мои прикосновения? – Его взгляд заострен на движении его ног.
– Нет, Даниэль! – восклицаю я. – Ты что? Дело во мне. И…
– С тобой что-то произошло в Сиэтле и это имеет связь к этому?..
Предаваясь воспоминаниям, я возвращаюсь мысленно в тот день, когда Лукас, если бы не своевременная помощь от Питера, чуть ли не изнасиловал меня. Его грубые и жестокие руки прикасались ко мне, дотрагивались до частиц моего тела без моего желания… Насилие… Эти ужасные воспоминания так терзают мою недевственную душу. После того случая, я никого не подпускаю к себе близко.
Когда что-то делается не по нашей воли, не слыша убийственный крик нежелания, вырывающийся с силой из нашей глотки, истребляя мощное сопротивление, с разрывающимся сердцем, мы замыкаемся в себе. Мы надеваем на себя искусственно, созданную мыслями, защитную игольчатую ткань, спасавшую нас от повторного, пусть даже