Долгий променад по пустынным улицам отрезвил больную голову. За это время квартира выветрилась от накуренного облака смешанного табака. Светка втайне от дочери покуривала американскую подделку, а Геннадий предпочитал донской табак местного разлива. Надышавшись папиросным угаром, Олег вообще предпочел ничего не курить, а стремление раз и навсегда завязать с пагубной привычкой именно сегодня довольно остро напомнило о себе, пару раз кольнув в левом подреберье.
На кухне он остолбенел от хирургической чистоты, пустого мусорного ведра и короткой записки на дверце холодильника под магнитиком из Кисловодска. Записка гласила: «Все путем, брат. Спасибо за душевный разговор». Толика в квартире не было.
Не желая ломать голову над параноидальными ребусами закадычного друга, Олег раскрыл ноутбук, в большой фарфоровой кружке с надписью «защитнику отечества» заварил крепкого чаю, и пока чаинки блуждали в броуновском движении, набрал первое предложение.
«Здравствуйте, Нина».
Потом неподвижно просидел полчаса перед экраном, не обращая внимания на давно остывший чай (к нему он так и не притронулся), искусал большой палец на правой руке, сгрыз ноготь на мизинце, прикрыл в коридор дверь, словно боялся, что Фурсик сможет подсмотреть, и застучал по клавиатуре…
В больницу он наведывался каждый день, просто не мог сидеть в четырех стенах и ждать неизвестности. За умеренную плату седенькая нянечка, владеющая всеми ключами от второго этажа, где располагалось онкологическое отделение, допускала его к жене на целый час прямо в палату.
Возле нее он сидел тихо, без лишних слов, стараясь не смотреть на бледные восковые лица соседок, на общее смятение и сильный запах хлорки. От тонкого синюшного запястья вверх тянулись прозрачные трубочки капельницы, рука была привязана бинтами к краю кровати. Взбитая тощая подушка позволяла кое-как полусидеть-полулежать, но Ирину все устраивало. Она ничего не замечала, смотрела на мужа пустыми глазами и улыбалась. Улыбка ее казалась жалкой и вымученной, а впрочем, такой она и была.
За неделю до выписки лечащий врач долго объяснял последующий уход, протягивал какие-то глянцевые буклеты и белые визитки патронажных сестер. Но слово «поздно» в его тихой речи проронилось два раза, и все остальное для Олега потеряло всякий смысл. На следующий день в дверях палаты он столкнулся плечом с полуседым мужичком. Незнакомец сбивчиво пробормотал извинение, и Олегу пришлось посторониться, но заплаканные глаза за окулярами очков разглядеть все-таки успел. Возле прикроватной тумбочки он заметил пакет из супермаркета с натуральными соками и детским питанием. Три алые розы на длинных ножках лежали на подоконнике, сиротливо ждали вазу с водой, но в палате