К сожалению, чувство меры и вкуса присутствует не у всех. Вкус – это врожденное. Можно приобрести стиль. Научиться. И Грязев учился, он понимал, что у него со вкусом тоже было не очень. А у кого из их фирмы было очень? Как это ни странно, именно у Муравьевой. Вот и не красавица, и ходит в этих своих ботинках, и вроде все у нее просто и невзрачно. Но всегда уместна. Не придерешься. Никогда своим внешним видом не подведет ни на переговорах, ни на банкете после.
А вот глаз радовала секретарша Ира. И одевалась по-деревенски вызывающе, и стыдно порой за нее было. Но хороша! Это ж надо было уродиться такой красивой. И потому Ирине многое прощалось. Вечно все перепутает, вечно самому все нужно перепроверять. Ну и ладно! Тоже мне, директора он из себя, видите ли, изображает. Не из графьев! Это как кровать за собой застелить. Встал, прибрался и пошел! Начинаем с себя!
Ну отправила Маточкина Ирина в прошлый раз в Домодедово вместо Шереметьева. Так сколько лет Маточкину? Сорок пять? Он что, не читает, что на билетах написано? Позор! Правда, он тогда опоздал на рейс, а дальше на переговоры. В Уфе в итоге разразился скандал, и они чуть было не потеряли партнеров. Но ведь уладили же вопрос!
А секретарша потом так рыдала, так винилась! Слеза самого прошибала. Ира сидела в кабинете у Грязева, он наливал ей воды из графина, она пила мелкими глотками и так шумно вздыхала, что Главный ей за эти вздохи был готов простить все. Ну это ж надо было уродиться такой томной и роскошной. Рубенс с Ренуаром вместе рисовали бы только ее.
Как-то он имел неосторожность упомянуть художников при Юле. Он видел в Муравьевой соратника. Ну кому еще расскажешь про Иркину красоту? Не Маточкину же. Страшно даже представить. А так вроде как он ценитель прекрасного, и только.
– Это из разных эпох, – сдержанно произнесла Муравьева.
– Так сам знаю! – соврал Юрий Анатольевич. – Так если объединить!
– И стили разные. Их лучше не объединять. Хотя… – Юля задумалась. – Вы знаете, я с вами соглашусь. В Ире есть рубенсовская порочность и ренуаровская нежность.
– Вот видишь! – Про порочность он решил не уточнять, но и сам видел, что мужики задерживаются у стойки секретаря. Как только Ира пришла к ним на работу, менеджеры практически перестали опаздывать, приходили бодро ко времени, и даже все как будто подтянулись. Ни тебе мятых рубашек, ни грязных ботинок.
– От что баба может сделать! И всего-то в ней восемнадцать лет. И молчит больше! Просто смотрит!
– Молчит, потому что не знает, что сказать, – шипел ему в ухо Маточкин. Ясное дело, это же ему пришлось на перекладных добираться с чемоданом из одного аэропорта в другой, в итоге ночевать на стуле в Шереметьево, а потом по приезде кланяться перед клиентами, улыбаться, извиняться, еще и цены опускать.
В тот раз из командировки он вернулся злой как сволочь, влетел в кабинет Главного без стука, пройдя мимо Ирины, как мимо пустого места. Юрий Анатольевич, мгновенно оценив ситуацию, выскочил из-за стола:
– Николай, герой! Ну ты герой! Уже