– Ну, меня-то ты хоть помнишь? – опять влез улыбающийся парень.
– Извините, не помню…
– Ты что? Меня на вы? – удивленно разинул рот парень.
– Колька! – снова одернула рыжего хлопца серьезная девушка, – помолчи, пожалуйста. Дай мне поговорить.
– Да, да, конечно, Клава, – стух веснушчатый, – поговори ты.
– Сань, – с надеждой обратилась девушка, тревожно нахмурив темные густые брови, – а меня ты узнаешь?
– Нет… – лежа передернул плечами Алексей Валентинович. – Извините. Я после аварии, как оказалось, вообще ничего не помню. А вы кто?
– Да Клава я, жена твоя, – в уголках синих глаз девушки заблестели подозрительные капельки.
– Клава… – повторил за ней Алексей Валентинович, – жена моя… А вы, то есть ты, красивая… Думаю, повезло мне с тобой.
Набрякшие в Клавиных глазах капли хлынули по полным щечкам ручьями, девушка смахнула их ладошкой, обхватила Алексея Валентиновича за широкие плечи и осыпала его лицо влажными поцелуями. В своем «прошлом» теле, Алексей Валентинович был человеком женатым и по чужим постелям не гуляющим. В супругах у него уже больше двадцати лет была его же ровесница Лена; красота которой, вполне естественно, с годами незаметно поблекла в возрастных морщинках, обвисшей коже на лице и ранней седине. Молоденькими девушками, знакомыми и незнакомыми, он мог любоваться только чисто эстетически; мысли об адюльтере ему даже в голову не приходили. И вдруг: молодая, красивая лицом и пышными формами деваха оказывается его теперешней женой. Обнимает, прижимается тяжелой грудью, целует, слезами орошает. Да-а-а… Мимо воли его новое мужское естество на это отреагировало достаточно бурно – хорошо еще, под одеялом было не заметно. И никуда от этих ласк не денешься. А если разобраться, то еще, можно сказать, или повезло, или могло бы быть и хуже: внешне Клава очень даже привлекательна (хотя его прошлая жена была гораздо стройнее), а вот если бы его здешний прототип был любителем чрезмерной женской полноты или, наоборот, анорексичной худобы? Или сам был бы старичком, а жена морщинистой беззубой старухой?
– Клава, да ты успокойся, не надо так плакать, – обнял новоявленную жену за оказавшуюся под халатом довольно полной талию Алексей Валентинович. – Я ведь все-таки живой, руки-ноги целые, из повреждений – только пустяшные порезы на лбу. Ну, правда, память напрочь отшибло от сотрясения мозга. Но память – это ведь не разум. Я ведь не сумасшедшим стал… Вроде, соображаю… Хотя, со стороны, виднее. Вот пообщаюсь сейчас с вами обоими, и вы мне скажете: чокнутый я или только обеспамятевший.
Клава выпрямилась, достала откуда-то платочек и вытерла свое раскрасневшееся влажное лицо, глянула на «своего» мужа и протерла от слез и поцелуев этим же мокрым платочком лицо уже ему. Наведя маломальский, как она полагала, порядок – спрятала свой платочек