Это был уже третий храм Божий, который в этом городе оскверняли демоны революции, как они себя называли ничего совсем непонимающему провинциальному обывателю, который совершенно запутался в том, что происходило в стране. Шёл третий год Советской власти и третий храм постигла одна и та же участь. Всё шло по одному и тому же сценарию. Собирали народ, выбирали тех, кто будет рушить кресты, а потом красноармейцы выносили всю остальную церковную утварь, не гнушались даже и проспиртованными частицами мощей святых угодников.
Смеясь и гогоча из церкви выбегали пьяные, осоловелые красноармейцы, откушавшие спирта из церковных мензурок, хранящих частицы святых. Серебряные кресты и позолоченные иконы с каменьями выносились также и скидывались в одну кучу. Стоящий в очках и кожанке хмурый комиссар с усами, записывал выносимое имущество в большую тетрадь, а где-то вдали раздавались всхлипы и стенания женщин. Священника вывели во двор церкви и сорвав с него крест повели под конвоем в стоящую за углом телегу с пьяными конвоирами. Кто-то из стоявших женщин кинулся к батюшке со словами,
– Благослови отец Филипп, благослови отче. – слышалось сквозь рыдания.
Отец Филипп рукой творил крёстное знамения и шептал молитву. Стоящий рядом солдат ткнул его в бок прикладом. И увозили уже батюшку в неизвестном направлении.
Когда вся вакханалия была закончена, комиссар повесил на двери церкви большой амбарный замок и закричал в толпу,
– Всё кино закончилось. По домам граждане, по домам.
И народ угрюмо стал расходиться в разные стороны. Только юродивый Мишка косолапый, в рваном сюртуке, прыгая с ноги на ноги, улыбаясь во весь рот и пристукивая двумя деревянными ложками, пел в такт своей безумной на первый взгляд пляске,
– Красные, красные стали бесноватые, а честной народ стал идиотом на весь год. Ээээххха, голытьба бери наган и стреляй во врага, тока враг то ты ведь сам. Сам в себя стреляешь гад. Эээххха-хаюшки, ха –ха.
Однако уезжавшие на телегах красноармейцы только скалили зубы в полупьяной улыбке. Они не понимали, что творят, не ведали, что делают.
А те добрые люди, которые понимали какое страшное дело твориться, но и сделать что-либо боялись. Вот ведь какая новая власть. Не согласен – к стенке! И всё тут. На этом конец.
А городок этот был маленький, тихий, провинциальный, неприметный на карте и жили в нём в основном когда-то купцы, да ремесленники. Новости со столицы сюда добирались медленно и жизнь текла своим размеренным руслом, словно и не было тех жарких потрясений от которых гудела вокруг земля. Однако всё потом круто изменилось. Понаехали комиссары и уже носилась по узким улочкам тачанка с пьяными солдатами в тужурках с красными тесёмками, галдя на чём свет стоит.
Городок расположился у излучины небольшой речки, в маленькой долине, на перепутье четырёх дорог. Вокруг городка высились красивые церкви и один монастырь. И в самом центре городка стояло три огромных собора, купола которых блестели в лучах зимнего солнца и горели ярким огнём. Они представляли собой единый ансамбль храмовых построек конца прошлых веков. Ещё издали подъезжая к этому городку проезжий путник любовался величием их куполов. Увы не один из них не дотянул потом до глаза потомков, кроме нескольких маленьких церквушек до которых не дошла рука новой власти.
Так начиналась новая история. Прошли ещё годы, отгремела Великая Отечественная война, позади остались разруха и голод, но начался новый виток богоборческой истории Советской власти. Умер “отец народов” как звали генсека, вечно курящего трубку и вот оно время нового вершителя гнусной истории борьбы с Богом. Маленький словно бес в облике круглого хряка, призывающего к полной ликвидации веры в Бога. И вот снова взрывают церкви, на этот раз до основания, а затем всё мечтают построить коммунизм. Мечтайте… Мечтайте…
Толстенные стены монолитного здания обкома ЦК партии выдерживали не одну проверку комиссии из центра. Хмурый секретарь обкома партии Хитрунов Валерий Дмитриевич стоял у окна глядя на три последних храма, выживших ещё с начала установления Советской власти. Они будто парили над городом, настолько что-то небесное было в их фундаментальном облике. Потом он повернулся к стоявшему за спиной своему подчинённому и сказал.
– Ну что пускай сами и присылают взрывателей и солдат. У нас на это не сил нет и заставить из местных я не могу никого, разве волонтёров каких если только.
– Так ведь Валерий Дмитриевич указ ЦК – не выполнять не имеем право.
– Да всё так Серёга, только ведь дело даже не в Боге. Ты посмотри красотища та какая. Это ведь памятники истории и искусства, творение людей, хоть и строили они их во имя Бога. А что же мы потом потомкам оставим, нуль, дырку от бублика. Ведь их, и храм архангела Михаила и другой, не война, и ничего не тронуло, а мы теперь собственными руками их взрывать должны?! Эээх, я понимаю – указ. Вот только это ведь история наша, хоть бы как память потомкам оставили. Ну вот пущай сами и взрывают. Людей присылают